Юрий Бычков - На дороге стоит – дороги спрашивает

Так и вырывается из души шекспировское: «О, бедный Йорик». Это я о Володе Котове, который, оказавшись в трудный час «одиночеством», этого испытания не вынес.

Два с половиной года живу одиноким! 17 июля 2007 года ушла из жизни Евгения Серафимовна, моя вторая, лучшая, половина. Мой ангел хранитель, секретарь и руководитель полётов. Мой самый близкий друг, единомышленник. Любимая женщина. Как трудно мне без неё! Тоскую, но стараюсь держаться.

Чёртиком из табакерки является печальный эпилог жизненной истории поэта Владимира Котова. В середине семидесятых я работал в издательстве «Молодая гвардия» заведующим редакцией эстетики. С большой радостью увидел однажды «поэта-надомника» Котова на партийном собрании. Он выглядел неплохо, правда, был вроде бы полноват для своих сорока восьми.

– Какая встреча! Неожиданная…

– Я кустарь-одиночка, надомник. Состою по старой памяти на партучёте в «Молодой гвардии». А где мне быть ещё? Тут все старые мои товарищи молодогвардейцы.

– Как здоровье, Володя?

– В целом неплохо – только вот сердчишко пошаливает.

Поговорили, вспомнили былое – весёлое и грустное. Расскажу весёлую быль. Котов, в своё время заведовавший редакцией поэзии, по дружбе познакомил меня, инженера, увлекающегося стихами и всерьёз готовящего себя в искусствоведы, с занимавшим пост заместителя главного редактора журнала «Молодая гвардия», известным поэтом Василием Фёдоровым. Помните его прогремевшую на всю страну поэму «Проданная Венера», знаменитый рефрен её: «За красоту людей живущих, за красоту времён грядущих мы заплатили красотой». Речь шла у Фёдорова об острой схватке мнений: можно ли было ради сотни американских тракторов «фордзон» отдавать за океан «Венеру» Тициана, собственность российскую, шедевр из шедевров. Это я сообщаю, так сказать, для тех, кому не привелось встречаться с поэзией Василия Фёдорова, который в своё время дал мне ответственный заказ на обзорную статью про шумную московскую выставку молодых художников. Хочу сказать, что поэт Фёдоров заинтересованно, с пониманием относился к изобразительному искусству, ценил красоту, иначе бы не опубликовал большую по объёму статью неизвестного, но увлечённого молодого непатентованного еще искусствоведа.

Пришло время – мне выплатили за статью большой гонорар, и штатный сотрудник журнала Артур Филатов, весёлый забавник, организатор всяческих проказ, подошёл ко мне, только что отчалившему от окошка издательской кассы с гонораром в руках, большущими, как лопухи, бумажными ассигнациями конца пятидесятых.

– Юрка, ты, небось, намерен отправиться домой и все эти сотенные листы отвалить своей Евгеше?

Артур знал лично мою супругу Евгению Серафимовну и опытной пядью брал меня за горло.

– Старик, не делай этого! Первый гонорар положено как следует обмыть в товарищеском кругу.

– А как следует?

– Лучше меня никто тебя не научит. Если не будешь дурачком, не пожадничаешь – вся твоя дальнейшая жизнь будет безбедной. Будут и гонорары, и зарплата в свой черёд.

Артур – вроде бы журнальный корифей, не станет туфту гнать. Надо к нему прислушаться.

– Скажи, что я должен делать?

– А твоё дело расплатиться в ресторане Дома журналиста и быть при этом весёлым праведником. От твоего имени я приглашу всех, кто пожелает сейчас отправиться с нами в Домжур. Через каких-нибудь полчаса от Сущёвской, 21 потянулась к метро многочисленная компания – предложение прогулять первый гонорар нештатного автора пришлось по душе молодогвардейцам. Погуляли на славу. В общих чертах то, что посулил мне на будущее Артур Филатов сбылось. Были всю жизнь достойные гонорары и зарплату в редакциях, где довелось мне быть штатным работником, платили исправно. Когда вечером после пирушки в ресторане Дома журналистов навеселе пришёл домой, Евгения Серафимовна предполагаемой сцены и не думала устраивать.

– Мне Артур позвонил и сообщил о вашей затее. Так сказать, согласовал с хозяйкой дома, ты не журись. Гонорар-то, надеюсь, в твоей жизни не последний?!

Она всегда понимала меня с полуслова и всегда была рядом, вместе со мной во всех делах, увлечениях, поездках и путешествиях. Теперь я одинок – её не стало, а пятьдесят три года супружеской жизни мы были во всём вместе. Конечно, не теряли при этом индивидуальных черт двух наших Богом данных характеров.

Пока я вспоминал в деталях эпизод с прогулянным гонораром, Владимир Петрович всерьёз загрустил.