Жан-Поль Дидьелоран - Вся оставшаяся жизнь

Амбруаз говорил и обрабатывал тело. Иногда прерывался на минутку, закрепить канюлю или зашить прокол, потом рассказывал дальше. Про Самюэля, про то, как старик наслаждается каждым новым днем, проведенным на земле.

– Они с Манель отвезли снимки МРТ обратно доктору Жервезу. Хорошенький был вид у этого доктора, когда совершенно здоровый Самюэль переступил порог его кабинета! Манель говорит, он был похож на человека, к которому заявилось привидение.

Продолжая рассказ, молодой человек начал одевать покойную. Натянул шелковую комбинацию, потом ее любимое платье в цветочек. Обернул вокруг шеи шелковый шарф, украсил изящной шпилькой седые волосы. Наложил легкий грим на лицо и побрызгал щеки одеколоном. Амбруаз всегда носил его в чемоданчике, полезная вещь, когда нужно отбить запах консервантов. “Я никогда не пользовалась духами, только одеколоном, – каждый раз повторяла ему Изабель. – Муж его обожал”.

– Изабель де Морбьё, а вы отпетая врушка, – с улыбкой попенял ей Амбруаз. – Что ж, через три дня Рождество. Мы все будем праздновать у моего отца. С тех пор как мы вернулись из Моржа, мы каждое воскресенье созваниваемся, время от времени я заезжаю к нему домой. Болтаем про жизнь, я про свои трупы, он про свои семинары. Часто вспоминаем маму. Она словно вернулась к нам, память о ней заполнила пропасть между нами. Папа очень хотел, чтобы мы все пришли. Даже Самюэль с нами поедет. Не удивлюсь, если в этом году вместо рождественского полена у нас будет “Шварцвальд”.

Он наклонился к уху покойницы и шепнул:

– Рождество, рождение новой жизни. По-моему, подходящий день, чтобы объявить всем о том, что в животе у Манель растет маленькое существо, как вы думаете, Изабель?

Голос Изабель прозвучал в его голове звонко и радостно: чертовски отличный день, Амбруаз!

В последнее время Марселю Мовинье стало казаться, что его помощница ведет себя как-то иначе. Постоянная взвинченность, почти на грани бунта, приводившая старика в восторг, сменилась у Манель Фланден странной, подозрительной безмятежностью. Теперь она безропотно выполняла все дела из списка, начертанного на листке в клеточку, и старик никак не мог понять, что кроется за этим внешним спокойствием. В то утро в привычной картине появилось что-то новое, что-то было не так, но он не понимал, что именно. Сперва девушка, казалось, вела себя точно так же, как в другие дни. Как обычно, хлопнула входной дверью, крикнула ему во все горло из коридора: “Это всего лишь я”, – зашла в гостиную поздороваться, как делала все пять раз в неделю, пробежала глазами служебное предписание, ожидавшее ее на кухонном столе, потом пошла выносить в туалет ночную вазу и хорошенько сполоснула ее эмалированное нутро. И все равно что-то было не так, старика не собьешь, что-то мешало, словно камешек в ботинке, рождая в нем неотступную тревогу. Он отложил газету и заерзал в кресле. Никогда еще сиденье не казалось ему таким неудобным. Может, это не тревога, а дурное предчувствие? В конце концов он внушил себе, что мадемуазель Фланден, социальный работник и патентованная воровка, как они все, в этом он был уверен и скоро в этом убедится, решила сегодня утром перейти к активным действиям и обобрать его, беззащитного старика, лишить его купюры в пятьдесят евро. При одной мысли о воровстве старик удвоил бдительность и уже не сводил глаз с телевизора, служившего ему монитором для видеонаблюдения.

Сегодня он спрятал деньги в микроволновке, стоящей на кухонном шкафу. В конце концов даже самые хитрые мыши поддаются искушению, это он знал точно. За темным стеклом не столько виднелась, сколько угадывалась банкнота, лежащая на вращающемся круге. Девушка прибрала в спальне, запустила стиральную машину, подмела коридор и, напевая, снова появилась на кухне. Хорошо поет тот, кто поет последним, подумал старик, нашарил на коленях пульт и переключился на камеру номер три. В списке задач, написанном его убористым почерком, между пунктами “подмести коридор” и “разгрузить посудомойку” значился пункт “почистить кофеварку”, стоящую справа от микроволновки, и старик увидел, что помощница приступает к его выполнению. Поначалу он было засомневался, что ловушка сработает, сказал себе, что она ототрет агрегат и даже не заглянет в печку, но тут раздался характерный звук открывающейся дверцы, и его сердце так и подпрыгнуло. Нашла купюру! Старик впился глазами в экран, подстерегая каждое движение Манель. Та на пару секунд повернулась к микроволновке, ему было видно только ее спину. И тогда случилось то, на что он всегда надеялся. Он скорее угадал, чем увидел, как ее рука быстро юркнула в карман халата, потом раздался сухой щелчок закрывшейся дверцы. Ловушка захлопнулась, возликовал старик. Вынимая посуду из посудомоечной машины, девушка все время напевала. Нежным, теплым, незнакомым старику голосом она распевала “Тише, мыши, кот на крыше” и кружила по кухне под перестук тарелок. Его встревожил странный выбор песни, а еще больше – то, как помощница после каждого куплета с вызовом глядела прямо в глазок камеры. Нехорошо. Совсем нехорошо. Но она попалась. Запись достаточно четкая, он сумеет вывести эту клептоманку на чистую воду и донести ее наклонности до начальства.