Яков Липкович - Три повести о любви

Разговор о деньгах Булавин прервал с первых же робких слов Ипатова.

«Сколько надо?»

«Сто», — испытывая неловкость при виде примолкших женщин, сказал Ипатов.

«Всего-то? — как будто искренне удивился Серега. И тут же адресовался к теще: — Мамуля, под мою личную ответственность выдайте Косте сто рублей, рубль больше, рубль меньше. Вы не бойтесь, он вернет!»

Все три женщины украдкой переглянулись.

Теща — бухгалтер домоуправления — мрачно поджала губы.

«Я жду!» — холодно предупредил Булавин, и его оба глаза — стеклянный и свой — медленно и по-разному наливались яростью. Страшная мертвенная неподвижность одного пугающе дополняла живую искрометность другого.

Серегина жена что-то шепнула матери, и та с демонстративной резкостью подошла к старому фанерному комоду, вынула из круглой шкатулки деньги и, отсчитав сотню, протянула зятю. Серега без лишних слов взял их и отдал другу:

«На, держи!»

В целом экспроприация прошла, можно сказать, в считанные секунды. Ипатов чувствовал, что лично против него булавинские женщины ничего не имели: наоборот, как будто даже симпатизировали. Видно, понимали, что он не может плохо повлиять на их мужа и зятя: все-таки студент Университета, не ханыга какой-то, с утра до вечера торчащий в очередях за пивом. Недовольство же, которое они дружно выразили, относилось, судя по всему, не к нему, а к Сереге, любившему ошарашивать своих близких.

Поблагодарив Булавина, Ипатов побежал покупать подарок. Времени до семи оставалось мало — чуть больше двух часов. А ведь надо было еще забежать домой переодеться. Поэтому он решил не тратить зря времени на беготню по магазинам, а сразу махнуть на барахолку возле Обводного канала. Там, он знал, продают все, от гвоздей до аттестатов зрелости. Он вскочил на автобус, и тот после долгого кружения по городу доставил его на место.

Все огромное пространство, огороженное плохо выкрашенным забором, было заполнено людьми. Первое впечатление: ни пройти, ни повернуться, точно в битком набитом трамвае или автобусе. Как можно в такой толчее заниматься куплей-продажей, уму непостижимо! Между тем торговля шла полным ходом. Ипатов с трудом протиснулся к развалу, привлекавшему всех проходивших рядом. Морская свинка озабоченно вытаскивала из потертой шапки-ушанки билетики с предсказаниями судьбы. Однорукий инвалид с неприкрытой головой и красным носом с невозмутимым видом складывал в карман трешки. Ипатову вдруг невероятно захотелось заглянуть в будущее. Но в последнюю минуту раздумал: а вдруг именно этой трешки не хватит на подарок? Поэтому он решил погадать на обратном пути, если, разумеется, останутся деньги.

Толпа подхватила Ипатова и понесла дальше. В самом деле, чего тут только не продавалось. Старые и новые костюмы, кожаная и резиновая обувь, зимние и демисезонные пальто, самовары, бумажные цветы, всевозможная скобянка, соломенные шляпы и галстуки, подтяжки и бюстгальтеры, велосипеды и запасные части к ним…

Немолодая дама держала в руках маленький театральный бинокль. Нежными цветами радуги переливалась перламутровая отделка, благородной позолотой блестели металлические части. Но дама запросила за него столько, что Ипатову ничего не оставалось, как с сожалением проследовать дальше.

И опять замелькали по сторонам новые и подержанные костюмы, резиновые боты, гитары с бантиками и без бантиков, садовые лопаты, ржавые гвозди, пульверизаторы, коврики с одинаково намалеванными боярышнями и лебедями…

Ипатов уже начал приходить в отчаяние: было почти шесть, а он все еще метался по барахолке.

Сгоряча чуть не купил крошечного черного кобелька, которого привезли откуда-то из Маньчжурии и сейчас за ненадобностью отдавали за четверть цены. Хорошо, что он вовремя спохватился: сущая авантюра дарить собак, не зная, как к ним относятся.

Так он бросался от одной вещи к другой, пока вдруг в одном из самых жалких развалов не увидел славную рамочку из белого с красноватыми прожилками плексигласа. Правда, из нее сердито из-под челки поглядывал на шнырявшую толпу академик Лысенко, вставленный сюда не то для солидности, не то в качестве бесплатного приложения. Но сама рамочка была просто прелесть. Да и стоила она сравнительно дешево, у него еще оставались деньги на непредвиденные расходы. Спрятав ее в полевую сумку, заменявшую ему портфель, Ипатов заторопился домой.

Ему повезло. За двадцать минут добрался до Красной площади. Мама еще не вернулась с работы. Ипатов поставил утюг, а тем временем влажной щеткой быстро прошелся по кителю и галифе — свою гражданскую куртку решил не надевать, лихо надраил сапоги. Потом взялся за глаженье. Через четверть часа был готов.