Яков Липкович - Три повести о любви

«Боишься, что по команде «смирно» поставит? — наконец догадался он. — Не бойся. У него в этом доме другие функции».

«Какие же?» — спросил Ипатов.

«Свадебного адмирала!» — шепнул Валька.

«А кто он им?»

«Старый друг дома — назовем его так!» — продолжал злословить Дутов.

«А те лейтенанты, что в прихожей?»

«Один его адъютант, а другой, — тут Валька насмешливо прищурил глаза, — твой главный соперник!»

«Будет трепаться!» — рассердился Ипатов. Он попробовал вспомнить внешность лейтенанта, но не смог: что-то белокурое, румяное, нагловатое.

«Впрочем, здесь все соперники!» — глубокомысленно изрек Валька.

«Ты тоже?» — язвительно спросил Ипатов.

«Я — нет!»

«Почему же это ты — нет? Все — да, а ты — нет?»

«Потому что меня вообще здесь нет!»

«Вот как? Видно, у меня что-то не в порядке с глазами».

«Это — точно, — усмехнулся Дутов. — Чего только не бывает от переутомления!»

«Послушай, — продолжал Ипатов, — но если это не ты сидишь рядом со мной, то кто же?»

«А мой батя. Они ведь в моем лице пригласили не меня, а моего батю. Он ведь тоже ваше превосходительство, только медицинское».

«Ясно, — сказал Ипатов. — А ты знаешь, кто та девушка в прихожей?»

«Та? Дочь одного генерала. А то зачем бы стал увиваться за ней адъютантик?»

«А остальные кто?» — шепотом спросил Ипатов.

«Все то же — дети своих родителей».

«Всего-то?» — обозлился вдруг Ипатов.

«А этого разве мало?» — иронически спросил Валька.

Светлана отошла на некоторое расстояние от стола, окинула его придирчивым взглядом. «Все как в лучших домах Стокгольма!» — мысленно усмехнулся Ипатов. От разговора с Валькой на душе остался неприятный осадок. Но объективно стол и в самом деле выглядел шикарно, почти как в «Книге о вкусной и здоровой пище». Чего только тут не было: и разные вина, и всевозможные закуски, и живые цветы, и дорогая, сверкающая позолотой фарфоровая посуда. На все это угощение ухлопали, наверно, не одну тысячу. Приди сюда бабушка, она бы попросила ущипнуть ее: не сон ли это? Да и мама с папой ни за что не поверили бы, что где-то люди могут уплетать такие деликатесы: черную и красную икру, шпроты, заливную и копченую рыбу, печеночный паштет, апельсины…

Вошла Светланина мама, одетая в длинное, волочившееся по полу платье. Она медленно прошествовала вокруг стола, подвергая все критическому осмотру. Что-то переставила, что-то поправила. По ее обильно напудренному лицу было видно, что она осталась довольна сервировкой. Когда она проходила мимо сидевших поблизости Ипатова и Вальки и окинула их холодным, оценивающим взглядом, они быстро встали и поздоровались. Она ответно улыбнулась, глядя на Вальку, и без интереса посмотрела на Ипатова. Что ж, он еще в тот раз понял, что мысленно вычеркнут ею из числа поклонников дочери. Она, несомненно, считает, что он находится здесь по недоразумению. А он и впрямь не вписывается в эту роскошь. Чего стоит одна его одежда: заношенный китель с аккуратными заплатами на локтях, давно вышедшие из военной моды синие галифе, яловые сапоги, которыми удобно запускать в кошек и месить грязь и неудобно все остальное. В отличие от него, оба моряка в своей черной парадной форме с золотыми погонами и кортиками были на месте.

Наконец пришел тот, кого все с нетерпением ждали и без кого почему-то не мыслили себе этот вечер: веселый и развязный малый, которого звали Альберт. На нем была темно-синяя тройка с бабочкой, и он чем-то походил на актера. Оказалось, что он, действительно, несколько месяцев назад пел в каком-то ансамбле, а теперь учился в Юридическом институте.

«Товарищи, прошу к столу!» — объявил отец Светланы, вернувшийся в комнату вместе с адмиралом.

Только когда уже почти все расселись, Валька сказал Ипатову:

«Пошли, что ли?»

Свободными оставались два стула на дальнем конце.

В голову стола был усажен адмирал, слева и справа от него сели родители именинницы, между обоими моряками расположилась Светлана.

Ипатов опять почувствовал себя чужим и лишним и искренне жалел, что пришел.

«Дамы и господа! Прошу наполнить бокалы! — громко провозгласил адъютант. — Товарищ адмирал, первый тост за вами!»

«Что ж, видно, придется, — ответил тот, поднимаясь. — Я буду краток, потому что время не ждет, перед нами неприятель, которого мы должны потеснить и уничтожить. (Общий смех.) Большинство присутствующих здесь молодые, очень молодые люди, и многие из них, я вижу по глазам, по уши влюблены в нашу замечательную именинницу. (Общий смех.) Впрочем, будь я помоложе, надо думать, тоже бы пополнил число ее жертв. (Общий смех.) И так же, как другие, дни и ночи мечтал бы о том, о чем и положено мечтать по уставу жизни молодым людям. Но, увы, я уже отвоевался на этом нелегком фронте (общий смех), и мне остается только, к своему последнему, если можно так выразиться, удовольствию, провозглашать красивые тосты! Итак, за Светочку, за ее счастье! Ура!»