Яков Липкович - Хлеб и камень

Рассказ

Я тороплюсь. Мне надо успеть за несколько минут, пока Луша ходит по воду, достать с верхней полки буфета буханку и аккуратно, чтобы не заметили родители, отрезать ровный четырехугольный ломоть. Сунув за пояс наш большой кухонный нож, я перетаскиваю из кухни в столовую старую расшатанную табуретку и, опасливо поглядывая в окно, за которым мелькает голубое Лушино платье, быстро залезаю на нее. Табуретка угрожающе шатается, но я успеваю взобраться коленками на выступ перед нижним зеркалом. Одной рукой держусь за ключ, торчащий из дверцы аптечки, а другой пытаюсь дотянуться до ближайшего кирпича хлеба: обе буханки задвинуты Лушей в самый дальний конец полки. И тут я слышу, как во дворе, в колодце, знакомо позвякивая, понеслось вниз пустое ведро. В моем распоряжении остается совсем мало времени. Рискуя свалиться, я встаю ногами на выступ и достаю буханку. Несмотря на то, что прошло уже две, а то и три недели, как ее вынули из печи, она до сих пор хранит непередаваемый запах ржаного ленинградского хлеба. Откуда у нас, в Брянске, ленинградский хлеб? Просто дважды в месяц мы получаем от бабушки и дедушки посылки из Ленинграда. В них только хлеб, и ничего больше. Кроме нас, на нашей улице никто не получает посылки. Поэтому нам завидуют и нас не любят. Я часто вижу, как тяжелеют взгляды соседей, когда я выхожу во двор или на улицу с куском хлеба. Зато мальчишки постарше, не мудрствуя лукаво, берут с меня дань. Берут, как это само собой подразумевается, в обмен за покровительство, за защиту от чужих ребят. Понимая, что на многое рассчитывать не могут, они даже устанавливают очередность. Так как их шестеро, каждый из них раз в шестидневку получает от меня ломоть хлеба. Когда же посылок почему-либо долго не бывает, ребята не скупятся на тумаки. Впрочем, дело не ограничивается одними легкими тумаками. Мне выкручивают руки, загибают салазки, делают всеобщую смазь, щиплют до посинения. То, что я не плачу и не жалуюсь на них, вполне устраивает ребят. Наградив меня прозвищем "терпеливый", они этим как бы компенсируют все, что выпадает на мою долю. Короче говоря, в наших отношениях существует равновесие, в большей или меньшей степени удовлетворяющее обе стороны.

Вот и сейчас мне предстоит нелегкий труд ублажить одного из своих главных мучителей — Глисту. В отличие от других ребят, он не оставляет меня в покое даже в те дни, когда подходит его очередь пользоваться ленинградскими дарами. Всякий раз, сожрав свою порцию, он требует от меня, чтобы я принес ему еще, угрожает, что, если я не пойду, то он ночью залезет к нам и всех зарежет. И показывает перочинный ножик, которым собирается это сделать…

Положив хлеб на аптечку, под которую у нас выделен средний ящик буфета, я ножом очерчиваю на уже начатой буханке тоненький — толщиной, примерно, в сантиметр — ломоть. Если я отрежу больше, обнаружат домашние, меньше взъярится Глиста. Что лучше для меня, так сразу и не сообразишь…

Я слышу тяжелые Лушины шаги: она с ведрами на коромысле поднимается уже по ступенькам крыльца. На колебания мне остаются считанные секунды. В голове неожиданно проясняется: родителям я спокойно могу соврать, сказать, что съел. Глисте же наплевать на все мои тайные и явные соображения. Его интересует только хлеб. И чем толще будет кусок, тем лучше…

Я с отчаянной решимостью отрезаю почти вдвое больше, чем наметил раньше, и, сунув ломоть за пазуху, быстро спускаюсь на пол. Луша еще в сенях. Я успеваю даже убрать табуретку.

И тут я вспоминаю о ломте, который топорщится на животе. Быстро переношу его за спину. Теперь ни при каких обстоятельствах мне нельзя поворачиваться к няньке тылом…

Из темноты сеней с полными — по самый край — ведрами появляется Луша. Короткого взгляда на мое напряженное вороватое лицо ей достаточно, чтобы понять, что я или напроказил или собираюсь напроказить. Но спросить об этом она сейчас не может: обе руки ее заняты…

Луша глухонемая. Впрочем, это нисколько не мешает нам изъясняться. С тех пор как она служит у нас — а это уже около года, — я научился от нее языку глухонемых.

Поставив ведра, Луша спрашивает меня:

— Куда идешь?

Я уверенно отвечаю жестами. Сперва тычу пальцем в свой нос ("н"), поднимаю вверх большой палец ("а"), потом показываю на свое ухо ("у"), соединяю под прямым углом оба указательных пальца ("г"), смыкаю пальцы большой и указательной ("о") и раздвигаю пальцы средний и указательный ("л")… В итоге получается: "На угол!"