Яков Липкович - Три повести о любви

Они вошли в большую прихожую, всю заставленную старинными вешалками, трюмо и шкафчиками.

На стремянке стоял поджарый, небольшого роста человечек в пижаме и прилаживал к стене дорогой, из бронзы и хрусталя, светильник.

«Па, ты чего там мастеришь?» — спросила Светлана, сбрасывая шубку.

«Да вот бра хочу повесить к завтрашнему дню», — ответил тот тихим, очень тихим голосом.

Ипатов вежливо поздоровался и повесил свое тяжелое бобриковое пальто.

Отец Светланы уныло посмотрел на гостя, что-то пробормотал себе под нос и отвернулся.

«Не понравился, — сразу решил Ипатов. — Или привык. Сколько у них, наверно, перебывало нашего брата — дочкиного вздыхателя! Надоели, видно, хуже горькой редьки!»

Пройдя в следующую комнату, Ипатов так мысленно и ахнул: подобной роскоши в личном пользовании он еще не видел. В Германии, когда наступали, правда, нагляделся, но то были замки и особняки немецких аристократов, покинутые в спешке их владельцами. И здесь тоже все было, как говорится, по высшему разряду: черное дерево, инкрустированное бронзой и костью, кожаные кресла, огромные вазы и картины в золоченых рамах. Толстые ковры на полу скрадывали шаги. За зеркальными стеклами обоих буфетов вызывающе и надменно красовались столовые и чайные сервизы. Под стать этому великолепию были и декоративные тарелки с какими-то готическими надписями и гербами. А также здоровая кабанья морда, нацеленная прямо на входящих. Через приоткрытую дверь было видно, что и в соседней комнате тот же немыслимый шик. «Что ж, — подумал Ипатов, — люди много поездили, и деньги были, чего же не купить?» И все же он растерялся среди этой невероятной роскоши, не зная, куда стать, куда сесть.

«Вот в такой тесноте и живем», — пожаловалась Светлана.

«Да, тесновато», — неуверенно поддакнул Ипатов.

«Я — сейчас, — сказала она, направляясь в соседнюю комнату. — Садитесь!»

«Ничего, я постою!» — ответил он.

«Не бойтесь, садитесь!»

«Честно говоря, тут страшно сесть», — признался Ипатов.

«Тогда садитесь вон на тот пуфик — он у нас Золушка! Не этот, а рядом!» — подсказала она.

Ипатов осторожно сел. Теперь он остался один в комнате. Откуда-то доносились приглушенные голоса. А может быть, просто говорили шепотом, чтобы он не слышал? О чем они? Корят Светлану за то, что привела его? Или выспрашивают ее, кто он и откуда? Или время обеда, и они не знают, садиться ли за стол с ним или без него? Если об этом, то зря беспокоятся. Хотя с утра во рту у него не было маковой росинки, он все равно откажется пообедать. Конечно, если они будут настаивать, придется…

Затем голоса исчезли или, возможно, перекочевали так далеко, что их почти не было слышно…

Шло время… пять… десять… пятнадцать минут…

От напряжения занемели ноги: пуф был ненадежен, скрипел и трещал при каждом движении.

Попутно обнаружил, что подметка держится лишь на честном слове. Не хватало, чтобы, зацепившись за что-нибудь, она сейчас отлетела…

Похоже, что они вообще забыли о его существовании. Странное гостеприимство…

Внимание! Голоса возвращаются… Оба женских… Один — Светланы, другой, видимо, ее мамы…

Ипатов встал, но тут же сел: а то подумают, что он простоял все время, пока не было Светланы. Но как только обе показались в дверях, он снова встал.

Светланина мама была еще ниже мужа — полная крашеная блондинка в дорогом — не то японском, не то китайском — халате. С простенького лица на Ипатова оценивающе смотрели холодные голубые глаза. Никакого, даже отдаленного сходства со Светланой.

«Мам, познакомься. Это мой однокурсник Костя Ипатьев!»

«Ипатов», — смущенно поправил он.

«Ой, прости!» — извинилась Светлана.

«Очень рада», — произнесла мама, не подавая руки. Больше ничего не сказав, вышла из комнаты.

«Вот и ей не понравился», — с огорчением подумал Ипатов.

«Будешь пить кофе?» — вдруг спросила Светлана.

Это было так неожиданно — и предложение выпить кофе, и уже не случайное, как он решил перед этим, а вполне обдуманное обращение на «ты», обращение, прозвучавшее в его ушах почти как объяснение в любви, — что он сразу же ответил согласием.

«Тебе с сахаром или без?» — Сама того не подозревая, а может быть, и подозревая, она услаждала его слух.

«Без», — поскромничал он: все-таки сахар давали по карточкам. Увы, он упустил из вида, что любые продукты можно было купить по коммерческой цене в «Елисеевском» или магазинах Военторга…

Светлана вышла и вскоре вернулась с крохотной чашечкой кофе на таком же крошечном блюдечке. «Наверно, так пьют кофе в Стокгольме или Копенгагене, — подумал он. — Но уж больно размеры игрушечные…»