Мама сразу почувствовала, что с ним что-то неладно. Она зашла к нему и тихо, чтобы не услыхал отец, который в это время за перегородкой строчил какие-то свои деловые письма, потребовала:
«Ну, давай выкладывай!»
«Что выкладывать?» — смутился Ипатов.
«Тебе, дружочек, это лучше знать».
Мамины большие глаза напряженно ждали ответа. Неужели она догадывалась обо всем? Но что она может знать еще, кроме того, что однажды приходила Светлана? Их ни разу не видели, не застали вместе. Светлана уходила примерно за час-полтора до возвращения его родителей с работы. Тот легкий, едва уловимый аромат духов, который оставался после нее в квартире, уже через несколько минут забивался неистребимыми кухонными запахами: после ухода Светланы, которая почему-то упрямо отказывалась пообедать с ним, Ипатов сам себе жарил котлеты, разогревал суп…
«Что я тебе могу сказать? — с напускным недоумением произнес Ипатов. — Как говорил один дореволюционный немец, телега едет, когда-то будет!»
«И далеко она заехала?» — полюбопытствовала мама.
«Не дальше лошади», — в тон ей ответил Ипатов.
«Вот как? Забавный у нас с тобой разговор… Впрочем, ни я, ни отец на твои тайны не посягаем, но все-таки не забывай, что мы с ним тоже в некотором роде заинтересованная сторона».
«Когда у меня будет что-нибудь новенькое, непременно сообщу», — пообещал Ипатов.
«Хорошо, договорились», — вздохнула мама.
Что же встревожило родителей? Ну конечно же, в воскресенье отец, по обыкновению, навестил бабушку. А та, разумеется, сообщила ему, что к Косте наведывается какая-то девица. Папа, естественно, сказал маме, а мама, моментально сообразив, что это посещение по меньшей мере было вторым, тут же забеспокоилась.
Разговор с мамой был в понедельник вечером. А утром того же дня Ипатов впервые после долгой и непонятной болезни (даже участковая врачиха поначалу не знала, какой поставить диагноз) заявился в Университет. Светлана уже ждала его. Вместо того чтобы пойти на лекцию, они забрались в один из свободных кабинетов восточного факультета. Здесь они могли спокойно обо всем поговорить.
Первым делом Светлана сообщила:
«Мама — за!»
Ипатов взволнованно ждал продолжения.
«А папа, — она стрельнула в него смеющимися глазами, — а папа — против. — И, увидев его потускневшее лицо, поспешила успокоить: — Но это не имеет значения…»
«Так приходить завтра или не приходить?»
«Приходить…»
«А он не турнет меня?»
«Пусть только попробует!»
Значит, возможен и такой вариант: «Позвольте вам выйти вон!» Но тогда, судя по боевому настроению Светланы, быть скандалу в благородном семействе.
«А мама точно — за?» — с недоверием спросил Ипатов, вспомнив холодные, оценивающие глаза Светланиной мамы.
«Ну, не скажу, чтобы она плясала от радости, — сказала Светлана, опустив голову на его руку, лежавшую на столе, — но и не рвала на себе волосы…»
«Ты ей сказала, что мы…»
«Нет. Но сказала, что это будет, и очень скоро. Вот так».
«А она?»
«А она вспомнила свою молодость. Как папа ухаживал за ней. Он был тогда рядовым военмором, хорошо танцевал «яблочко»…»
Ипатов поцеловал Светлану в близкую переносицу.
«Я чувствую, — порывисто начал он, — мы поладим с твоей мамой. Она молодчина. Думаешь, я забыл, как она трогательно опекала меня, когда Толя саданул мне в солнечное сплетение?»
«Мама сложный человек», — осторожно уточнила Светлана.
«То есть?» — насторожился Ипатов.
«У нее тоже бывают завихрения…»
«Какие?»
«Ну, это ты сам скоро узнаешь».
Ипатов помрачнел. Его нисколько не радовала перспектива познакомиться с завихрениями будущей тещи. С него хватало и одного тестя.
«Страшно стало?» — спросила Светлана, заметив пробежавшую по его лицу тень.
«Спрашиваешь…» — признался он.
«У нее не завихрения, а завихрюшечки, — попробовала успокоить она его. — Такие маленькие, маленькие…»
Ипатов фыркнул.
«Вот такие, — сблизила она указательные пальцы. — Хрюшечки, завихрюшечки…»
«Такие и у меня есть», — вздохнул Ипатов.
«А знаешь, — чуть смущенно сказала Светлана, — я маме сказала, что ты хочешь стать журналистом-международником».
«Ну и зря!»
«Почему зря?»
«А вдруг не стану?»
«Вот как? Уже сомнение?»
«Мало ли что, возьмут да и не переведут на отделение журналистики!»
«Почему?» — удивилась Светлана.
«Ну… ну, биография может не понравиться».
«А что там может в ней не понравиться? Родился, учился… воевал», — подчеркнула она интонацией слово «воевал».
Читать дальше