Яков Липкович - Три повести о любви

Вошла мама Светланы, Зинаида Прокофьевна. На ней было летнее, не по сезону, ситцевое платье, которое насмешливо подчеркивало недостатки ее широкогрудой, полнотелой фигуры. Но по-прежнему, как ни в чем не бывало, играли бриллиантовым огнем увесистые серьги, и на пальцах поблескивали тяжелые дворянские перстни. Вот и драгоценности кое-какие остались. То ли Зинаида Прокофьевна не расставалась с ними в тот день, то ли не заметили, проморгали воры.

«Здравствуйте!» — первым поздоровался Ипатов.

«Добрый вечер!» — она протянула ему руку несколько издалека, по-королевски.

В ее вялом и слабом пожатии Ипатов не почувствовал ни особого интереса к себе, ни большого расположения. Нет, союзник она была ненадежный. Несмотря на все заверения Светланы.

«Вот так, молодой человек… Костя, — неловко поправилась она. — Через всю Европу везли… ни одного стеклышка не разбили… и вот…»

«Да, ужасно обидно… Я вас понимаю», — искренне посочувствовал Ипатов.

«Вы уж помогите милиции… Вы ведь помните внешность того человека?» — в ее голосе звучала просительная и жалобная нотка.

«Да, конечно, — ответил он. — Я уже им сообщил его приметы… Хотите, я еще схожу?»

«Сходите, Костенька», — уже совсем по-родственному попросила она.

Только за одно это уменьшительно-ласковое «Костенька», разом переводящее его в разряд своих, он готов был сделать все, что попросят Поповы. Прямо завтра с утра он пойдет в милицию, спросит, не нужна ли там его помощь. Например, он мог бы обойти все злачные места, авось где-нибудь да и встретит «двоюродного братца»: смазливую физиономию домушника он узнал бы среди тысяч. В конечном счете, это его долг перед Поповыми, прямое искупление вины…

«Завтра и схожу, — пообещал Ипатов. — У меня уже есть кое-какие мысли, как поймать воров».

Заявление было несколько самонадеянным, и в белесоватых глазах Зинаиды Прокофьевны затлело недоверие. Но в то же время у нее хватило ума не сказать ничего такого, что задело бы самолюбие Ипатова. К тому же, не в ее интересах было гасить этот благородный порыв: кто знает, а вдруг и в самом деле что-нибудь придумал?

Она тяжело вздохнула:

«Вы, Костя, по молодости не представляете, как трудно начинать с начала. Обзаводиться нужными вещами…»

«Нет, почему, представляю», — смущенно возразил он.

«Ну, я пойду собирать на стол», — сказала Зинаида Прокофьевна и скупо улыбнулась ему.

«Куда же запропастилась Светлана?» — Ипатов прошелся по комнате.

И тут, словно откликаясь на его нетерпение, появилась из прихожей Светлана. Щеки ее горели. На лице играла довольная, почти победная улыбка.

Светлана быстро подошла к Ипатову, взяла его под руку:

«Пошли!..»

Едва только они оказались в спальне, Светлана радостно объявила:

«Дядя Федя тоже за нас!»

«Кто он?»

«Мамин брат. Он воевал вместе с сыном товарища Сталина, Василием. Они большие друзья. Дядя Федя сказал папе, чтобы он не дурил. Не мешал нам. Ты ему понравился!»

«Знаю».

«Ты почувствовал, да?»

«Нет, услышал».

«Ну и завируша ты! Как ты мог услышать с такого расстояния? Да еще и при закрытых дверях?»

«Так оттянул уши и слушал», — Ипатов показал, как он оттянул оба уха.

«Брехунишка!» — нежно сказала Светлана и прижалась к нему.

«А он что ответил?»

«Кто?» — не поняла Светлана.

«Твой отец?»

«А всякое!.. — И с ходу перевела разговор: — Вот здесь мы будем жить!»

«Здесь? — приятно удивился Ипатов, взглянув новыми глазами на светлую и просторную спальню. — Не жирно ли?»

«Нет», — ответила она.

Ипатов прошелся по комнате. Заглянул за шкаф, за которым они еще недавно никак не могли решиться поцеловаться. Постоял, насмешливо склонив голову набок, перед двуспальной кроватью с голубым балдахином.

Светлана фыркнула.

«А что? — сказал Ипатов. — Если протечет крыша, останемся сухими».

«Не останемся».

«Почему?»

«Потому что ее заберут от нас».

«Значит, не ходить нам под голубым парусом», — изобразил печаль на лице Ипатов.

«Зато поставят два дивана».

«Рядышком?»

«Фигушки! Ты будешь спать там, а я здесь», — показала она на противоположные углы комнаты.

«Правильно! Чтобы никто ничего такого не подумал!» — весело подхватил Ипатов.

Вдруг Светлана с заговорщическим видом приложила палец к губам и предупредила:

«Только ни слова папе!»

И, тихо ступая по старому неровному паркету, подвела Ипатова к шкафу. Осторожно приоткрыла высокую резную дверцу. Оттуда на них глянул во всем своем великолепии новенький парадный адмиральский мундир: на черном благородном фоне — обильное золотое шитье. Помимо мундира здесь висели еще два простеньких платьица, очевидно все, что осталось после посещения воров.