Евгений Рудашевский - Бессонница

Достал из кошелька счастливые двадцать пять песет с дыркой. Я так и не увидел ме́ста, где ночует Джим. Интересно, он когда-нибудь ночевал в прачечной?

Положил монетку на телефонный справочник. Оставил её там.

Спустил всю мелочь в автоматы, накупил крекеров и конфет, но так ничего и не съел. Горло сузилось, отказывалось что-либо пропускать. Даже глотать приходилось с усилием.

Боялся, что сон окажется сильнее, поэтому часто вставал, подходил к стеклянной стене. На улице – ни прохожих, ни машин. Унылый свет фонарей жёлтой плёнкой обтягивал сугробы, выстилал заснеженные тротуары.

Вернулся на стул, продолжил переключать каналы.

– Открой для себя американские блинчики, от которых у тебя голова пойдёт кругом. Нью-йоркский чизкейк. Блинчики с персиками из Джорджии. Блинчики с черникой и ежевикой со всей Америки, которые мы подаём круглый год!

В полу, перед самым стулом, – зарешеченное отверстие. Каждые десять минут в нём начинал жужжать вентилятор. Вверх поднимался ветерок. Я прикрыл отверстие рюкзаком, но это не помогло. Стал придавливать рюкзак ногами, чтобы совсем перекрыть холодный воздух. «Теперь тебе есть чем заняться», – подумал я и улыбнулся. Всё происходящее начинало казаться каким-то глупым, пошлым.

Когда на улице загудел мотор машины, я вскочил со стула. Испугался, что меня обнаружат здесь одного. Спрятался за автоматом с газировкой. Когда звук приблизился, я мельком выглянул – успел заметить, что это патрульная машина. Страх оглушил. У меня тряслись руки. Я представил, как в прачечную входит полицейский, как спрашивает у меня ID, а потом просит открыть рюкзак.

– Ещё никогда выбор блинчиков не был таким богатым. Всё, как ты мечтал. Приди голодный, уйди счастливый.

Поначалу хотел спрятаться в чулане, чтобы уж наверняка укрыться от людей, а потом придумал достать из рюкзака все запасные вещи. Их было не так много. Ещё одна футболка, пара чистых носков, трусы, небольшое полотенце. Скрутил всё это в плотный ком – решил, что при случае заявлю, будто приехал сюда стирать вещи. Такое объяснение показалось мне вполне логичным.

Я успокоился и продолжил смотреть телевизор, а потом взглянул на стиральную машину. «Загрузка не более 30 фунтов сухого белья».

Тридцать фунтов. Тринадцать килограммов. И я – со своим комочком из трусов и полотенца. Не сдержавшись, хохотнул. «Да, я приехал сюда ночью из Чикаго, чтобы постирать носки, а что?» Конечно, такое заявление ни у кого не вызовет подозрений. И опять всё происходящее показалось таким глупым, бессмысленным, что мне стало и больно, и весело одновременно. Я ещё несколько минут сидел на месте, сжимая приготовленный для стирки комок, посмеиваясь, подрагивая, а потом, сам того не заметив, стал плакать. Слёзы катились по щекам, падали на брюки.

– Порадуйте себя и близких. Вы отправитесь в настоящее путешествие, не выходя из дома. Плазма, семьдесят дюймов. Предел ваших мечтаний. Это не телевизор, это окно в мир приключений.

Я был один. И не чувствовал никакой свободы. Только боль и разрывающую пустоту внутри. Повторял себе, что должен вытерпеть. Опуститься на самое дно бессонницы. Не сдаваться. Не отступать. И чем дольше говорил себе об этом, тем сильнее плакал, пока наконец не сжался весь в надрывном стоне – таком, что мог бы привлечь людей из соседних домов. И в натужном порыве, желая притупить внутреннюю боль, а заодно заставить себя молчать, принялся колотить руками по столу. Задел пепельницу, рассёк мизинец. Пепельница отлетела. А я продолжал бить, снова и снова. На столе оставались грязные следы от пореза, кровь перемешалась с рассыпанным пеплом, а я презирал себя, потому что в эти мгновения боялся подцепить заразу и думал о том, что рану нужно обработать, будто всё это действительно имело значение. Я ненавидел себя, потому что где-то глубоко внутри понимал, что не отдаюсь своему безумию целиком – даже удары наношу не в полную силу: боюсь расшибить руку, боюсь сломать стол.

Стиснув зубы, старался бить сильнее, но не мог. Хотел растереть кровь между ладонями, а потом вымазать кровью лицо, закричать во всю силу голоса, разломать стул, разбить телевизор, выбить стекло внешней стены, но ничего этого не сделал.

– Распродажа одного дня. Самые низкие цены сезона и особые утренние предложения – такие как мужские шёлковые рубашки всего за 17.99.

Остановился, чувствуя, как дрожит тело, и понял, что Эшли права. Я всего лишь трус. И обманывал не только её, обманывал самого себя. Каждый день, каждая мысль – всё было ложью. В том, что я делал, не было свободы. Был только страх. Страх потерять обещанный комфорт, обеспеченную жизнь, заботу близких. Я даже боялся потерять отца со всеми его специалистами и профориентациями. Поэтому поехал в Висконсин не один, а с друзьями. Поэтому сделал всё, чтобы кто-то из них нашёл свёрток и попытался меня остановить. Поэтому так разгуливал по ночному городу, а сейчас прятался в открытой прачечной – чтобы кто-то меня здесь обнаружил, полиция или жившие поблизости люди. Обнаружил и остановил.