Стюарт О’Нэн - К западу от заката

— Очень рад.

— Жаль, что Скотти не смогла.

— Мне тоже.

— Как наша деточка?

— Прекрасно. Передает привет.

Судья пожал бы ему руку и пригласил в дом, обсудил бы с ним политические тонкости своего последнего дела, но все внимание миссис Сейр было поглощено дочерью. Так что Скотт и Сара поплелись за ними в гостиную, где у камина поблескивала мишурой елка. С каминной полки свисали носки для подарков, с вышитыми на них именами детей Сейров. Здесь был даже носок умершего брата Зельды, Энтони. Только не Скотта. Чуть позже, когда прибывшие поднялись наверх разобрать вещи, Скотт обнаружил, что Фриман отнес его чемодан в старую комнату Энтони, будто он был квартирантом. Чтобы сберечь нервы жены, да и свои тоже, Скотт решил отнестись к этому с христианским смирением. Когда миссис Сейр заводила песню о том, какими уважаемыми людьми стали бывшие ухажеры Зельды, пускалась в рассказы, как не понравилась ей прошлая поездка в Балтимор, или пыталась шутить о том, как в детстве голенькая Зельда бегала вокруг бассейна в загородном клубе, он напоминал себе, что уже через пять дней будет обедать в Нью-Йорке с Максом и Обером.

Гвоздем программы был рождественский обед, на который должны были прийти сестры Зельды, Розалинда и Марджори, со своими семьями. Как ребенок, начинающий вести себя примерно перед праздником, чтобы не остаться без подарка, Скотт то и дело вызывался помочь по дому и ездил по любым поручениям с Фриманом, садясь на переднее сиденье, чем привлекал столько взглядов, что шоферу пришлось жалобно просить его пересесть назад. В повисшей тишине Скотт смотрел на проплывающие мимо дорожные знаки и витрины. Это был город Зельды, непостижимый для северянина. С этим местом их связывало больше воспоминаний, чем с любым другим. Вот трамвайная остановка, оркестровая сцена в парке, пушка конфедератов, сторожащая площадь, — куда бы Скотт ни шел, повсюду видел опустевшие декорации времен, когда он ухаживал за Зельдой.

Сколько ни уговаривали Зельду пройтись по любимым прежде местам, из дома она не выходила. Только шаркала по дому в новых мокасинах, как узница, играла с матерью в карты да слушала фонограф, пока Сара чистила столовое серебро. Единственной ее обязанностью было расставить карточки с именами гостей по столу, чему миссис Сейр умилялась, будто дочь творила гениальное произведение искусства. После обеда Зельда уходила вздремнуть на узкой кровати в своей старой комнате, украшенной расписными веерами и бумажными розами. На книжных полках стояли сборники детских стишков, а в шкафу висели кисейные платья с оборочками. Если бы она завила кудри и повернулась в профиль, можно было бы принять ее за прежнюю маленькую девочку.

В комнате Энтони тоже царил дух прошлого: на своих местах остались потрескавшаяся бейсбольная перчатка, потускневшие морские трофеи, потертый портсигар. Ворочаясь ночью в холодной постели, Скотт отгонял картины последних минут жизни прежнего хозяина комнаты: окно, затяжное падение… В Сен-Рафаэле Скотту однажды приснился кошмар, будто он не то сам падает со скалы, не то его толкают в спину и не дают ухватиться за спасительный выступ. Они с Зельдой тогда постоянно ссорились, а балкон в номере нависал как раз над скалами, так что сон был неспроста. Здесь эти образы каждую ночь наводили на Скотта трепет. Почему люди видят в этом освобождение, он понять не мог.

Дату рождественского обеда миссис Сейр весьма иронично назначила на двадцать пятое февраля. В камине с самого утра пылал огонь, семья собралась посмотреть, как Зельда раскладывает на ковре полученные подарки. Скотт хоть и чувствовал себя сообщником преступления, но проследил за тем, чтобы она приняла таблетки, так что неприятностей можно было не ждать. Помимо грецких орехов, апельсинов и леденцов, Санта принес ей дорогой набор для рисования углем. Зельда с гордостью продемонстрировала его всем присутствующим и улыбнулась в камеру фотоаппарата. Скотт немного обиделся — ему внести лепту в покупку не предложили. Сара преподнесла ей тонкий лиловый шарфик, который Зельда тут же повязала на шею и не расставалась с ним до самой смерти. А от матери она получила набор шелковых пижам цвета чайной розы, плед из синели, а к нему — расшитые вручную наволочки, золотой браслет с брелоками и коробочку вишни в шоколаде. Наконец, Сара вынесла из укромного места в библиотеке настоящий мольберт, обвязанный красной лентой с бантом. И ничто из этого нельзя было взять в больницу.