Стюарт О’Нэн - К западу от заката

Однажды утром, во время партии в теннис, Скотт понял, что она не притворялась. Обычно Зельда играла лучше него, дух соперничества был в ней необыкновенно силен. В детстве она обожала разделывать мальчишек под орех на глазах у всего загородного клуба. И Скотта она, как правило, обыгрывала. Только не сегодня. Он пытался ее подбодрить, когда она неловко отбивала подачи. В какой-то момент она повернулась, чтобы отразить простенький удар справа, ее ноги заплелись, она не удержалась и упала на плечо, а мячик ударился о сетку.

— Ты как, цела?

— Неплохая подача! — засмеялась она, отряхиваясь. Правый бок был весь перепачкан травой.

— Точно не больно?

— Жить буду.

Только когда они стали меняться местами, Скотт увидел, что у нее содрана кожа на подбородке и на багровой ссадине выступали капельки крови.

— Да ты поцарапалась!

Зельда дотронулась пальцем до ранки и рассмеялась.

— Щиплет, наверное?

— Немного.

Казалось, падение ее больше забавляло, чем расстраивало. И за прошедшую неделю Скотт понял, что так же Зельда относилась ко всему. К дельфинам, выпрыгивающим из воды, к кусочку масла, уроненному на скатерть, — всем она восхищалась, всему удивлялась. Из-за лекарств ничто не могло вызвать в ней хоть малейшего раздражения. Видимо, доктор Кэрролл пытался сделать своей подопечной прививку от всего мира. Ее мать, конечно, придет в восторг.

Они купались, ели, танцевали. Отпуск проходил, как в замедленной съемке. Перед сном оба глотали таблетки и ложились порознь. Зельда больше не ластилась к нему, и Скотт этому радовался, лежа в постели и прислушиваясь к дыханию жены. Вела она себя как нельзя лучше, ничего от него не хотела. В другое время Скотт был бы этим счастлив, но отчего он тогда снова и снова представлял, как тайком пробирается в ванную и смывает в унитаз все ее таблетки? Да и свои тоже.

Утром Зельда напудрила подбородок, чтобы никто не подумал, будто муж ее бьет, однако за завтраком случайно снова разбередила ранку салфеткой. Она улыбалась, а капельки крови медленно сочились по лицу. Скотт позвал официанта и попросил счет.

Он пребывал в унылом расположении духа, и чем меньше времени оставалось до отъезда, тем больше ему хотелось остаться. Рано или поздно миссис Сейр своего добьется, сомневаться не приходилось. И тогда Зельда поедет домой. Скотт и сам этого хотел, раз лучше все равно ничего не придумаешь. Они оба давным-давно предали святые обязанности друг перед другом, и потому между ними возникла пустота. Сейчас Скотт желал одного: чтобы Зельда провела тихую жизнь и обрела покой в окружении любимых людей. Это было возможно только в Монтгомери, и все же, помогая ей подняться по трапу, он чувствовал, что отдает жену на произвол судьбы.

В аэропорту их встречала тетя Сара в сопровождении водителя в потертой ливрее по фамилии Фриман. Хотя обе сестры Зельды все еще жили в Монтгомери, у них были собственные семьи, а Сара, у которой не было никого, осталась помогать миссис Сейр по хозяйству. Набожная сутулая женщина с вытянутым лицом, на котором было написано усталое разочарование, Сара обняла Зельду, осмотрела ее подбородок и неодобрительно глянула на Скотта, потом взяла племянницу за руки, будто она могла сбежать. Скотт помог водителю погрузить чемоданы в багажник, хотя тот и запротестовал: «Не извольте беспокоиться, сэр!» Снаружи под неусыпным взглядом полицейского их ждал величественный раритетный «Ласалль» с отполированным до блеска капотом — шофер постарался. Автомобиль остался в наследство от судьи Сейра, умершего семь лет назад.

Сара усадила Зельду в серединку, как будто продолжая думать, что ей придет в голову удрать, и шофер повел машину к городу. Каждый клочок равнинных земель был здесь возделан: поля засеяны хлопком, в сосновых лесах добывали смолу и древесину. Скотт помнил, как красная пыль висела облаком над палатками в Кэмп-Шеридане [96] В 1917 г. Фицджеральд бросил учебу в Принстоне и записался добровольцем в армию, служил в 167-м пехотном полку в Монтгомери, в боевых действиях участия не принимал, т. к. незадолго до отправки полка в Европу война закончилась. , а постельное белье приобретало ржавый оттенок. Их рота квартировалась на землях какого-то издольщика, выкупленных за приличную сумму министерством обороны, казармы и прочие необходимые сооружения возводили в срочном порядке. Весной землю развезло в багровую жижу, а летом негде было укрыться от палящего солнца. Но новобранцы были молоды, в тяготах армейской жизни им виделась романтика. И хотя между собой они частенько ворчали на лагерную жизнь, покрасоваться перед местными случая не упускали. Пятничными вечерами, начисто вымытые, солдаты отправлялись на автобусе в город по этой самой дороге, наводняли кинотеатры, окружали автоматы с содовой, поджидая хорошеньких девушек, болтались по городу, тратя все до последнего доллара. В то памятное лето, когда роту уже собирались перебросить в Европу, Скотт и встретил Зельду. Потом война внезапно кончилась, оборвалась, как неудавшийся роман, репутация обоих осталась незапятнанной, и молодые люди устыдились своих так и не осуществившихся желаний. Много лет спустя, когда Зельда поправлялась после первого серьезного срыва, супруги спрятались от мира в Монтгомери, сняли домик по соседству с домом ее родителей. Однажды весной Скотт отправился за город и исходил не одно топкое поле в поисках следов пребывания роты и квадратного строевого плаца. Землю уже не раз перепахивали, и он даже не мог бы с уверенностью сказать, правильное ли место нашел. Впрочем, Скотт и не жалел, что в местах его полубоевой славы теперь собирали урожаи. В конце концов, от армий Спарты и Наполеона осталось не больше.