Стюарт О’Нэн - К западу от заката

— Рад, что тебе лучше, — проговорил он.

— Нижайше прошу меня простить, — повернулась Зельда к Скотти. — Я, видимо, не должна так при тебе выражаться? Твои, кстати, тоже ничего.

— Перестань! — попросил Скотт жену.

Но Скотти вежливо ответила матери:

— Спасибо.

— Они, знаешь ли, у всех есть, — сказала Зельда, обращаясь к Скотту. — Никакого секрета в этом нет.

— И ничего нового тоже.

— Будет весело! — воскликнула она и, взяв мужа и дочь за руки, как хористка, потянула их к выходу. — Allons-y! [71] Вперед! ( фр .)

— Сначала я должен за тебя расписаться.

— Забыла, я ведь здесь пленница любви!

Про себя Скотт отметил ее выходки, однако не подал виду, решив позже рассказать доктору Кэрроллу.

— Что с твоей машиной? — спросила Зельда на стоянке.

— Я же говорил, что продал ее.

— Додо, — надула она губки, — мне нравилась та машина.

— Знаю. Поэтому я и взял эту.

— Истинный джентльмен, всегда обо мне думаешь. А помнишь тот «Делаж», у которого верх никак не поднимался?

— Помню.

Скотти села спереди, и машина тронулась. Они съехали вниз с подъездной дорожки, миновали ворота и выбрались на свободу, все трое снова были вместе. В городе Скотт повернул на перекрестке направо, взяв курс на юг и решив проехать к берегу через горы. Дорога была незнакомая, и Скотт ехал даже медленнее обычного, как бы нерешительно. Окутавший холмы серый туман напоминал о вылазках во французские деревеньки, прогулках по Булонскому лесу, однодневных поездках в Лион на званые завтраки. Зельда обращала внимание на все, что они проезжали, словно боясь упустить любую мелочь. Скотти пряталась от нее за чтением книги. Новорожденный жеребенок, горящий мусор, следы, прочерченные ураганом в садах. Было начало десятого; по расчетам Скотта, в Миртл-Бич они приезжали около пяти. Скотт боялся, что Зельда не справится с бурным потоком новых впечатлений и, как часто бывало в таких случаях, после первой вспышки она сникнет и замкнется в себе, спрячется во внутреннем мирке, из которого потом ее будет не выманить. Сейчас же она проявляла живой интерес ко всему и даже к Скотту.

— Ты нормально ешь? Кажется, похудел.

— Вообще-то наоборот. Слишком часто ем всухомятку, почти не хожу пешком.

— Выглядишь уставшим.

— Работаю…

— Понимаю. Если бы могла, я бы поехала и приглядывала за тобой.

Скотт вздрогнул.

— Конечно, — кивнул он.

— Пекла бы тебе пироги и гладила носовые платки.

— Не знал, что ты умеешь гладить.

— Работаю в прачечной, все умею делать.

Скотту трудно было это представить, хотя он понимал, что жена говорит правду. У Зельды теперь другая жизнь, ее окружают люди ему незнакомые, да и у него то же самое. Скотт гордился ее успехами, но теперь они только делали вид, что знают друг друга.

Вот и воссоединились — делая вид, что все так и должно быть. Когда-то давно они уже останавливались в этом отеле, Скотти тогда было лет пять или шесть. В семейном альбоме сохранились ее фотографии — щекастой и веснушчатой, с жестяным ведерком и совочком в руке, стоящей над песочным замком с гордостью архитектора. То лето было едва ли не последним хорошим для Зельды; тогда они еще строили планы.

Путь через горы занял несколько часов, потом потянулись низины с рисовыми полями и длинными амбарами. Скотт собирался сделать всего одну остановку, чтобы пообедать и залить бензин, однако недалеко от Чарльстона Скотти и Зельда захотели в туалет, так что пришлось свернуть на еще одну заправку. Потом проехали по влажному городу и покатили на север вдоль берега, чтобы Зельде было интереснее. Скотти сняла обувь и свернулась на заднем сиденье, однако трудно было сказать, спит она или нет.

— Чувствуешь? Пахнет морем, — сказала Зельда, потянув воздух. И правда пахло.

В Джорджтауне через пролив навели новый стальной мост. Покрытие еще положить не успели, и шины при переезде жалобно поскрипывали. Судя по тому, что, сидя на перилах, с моста рыбачили негры, наступило время отлива.

— Смотри, пеликаны! — Зельда помахала руками, как крыльями.

Остров представлял собой песчаную равнину, поросшую соснами. Их отель, возвышающийся над белыми дюнами, был виден за несколько миль. Как и «Беверли-Хиллз», «Бичкомбер» был розовым уродливым зданием, которому, по-видимому, надлежало поражать внушительными размерами. После банковского Краха он был продан, пустовал несколько сезонов и приходил в запустение, затем его снова вернули к жизни, сад аккуратно постригли, лужайку для крокета привели в идеальный порядок. Когда машина подъехала к входу, «Форд» окружила целая вереница лакеев, обряженных в ливреи и штаны до колен.