Альфонз Беднар - Современная словацкая повесть

Ну я и влип! Врачиха-онколог — у которой, кроме четверых сыновей, не было никакого другого достояния, поскольку муж ее навострил лыжи за границу, — едва не лопалась от злости. Ну что же, давай изливай на меня свою желчь за своих сыновей и за себя, думаю я и смотрю ей прямо в глаз. Смотрю не отрываясь, чтоб не перепутать, который глаз у нее стеклянный. Не хочется ее обидеть, да и смотреть в мертвый глаз — все равно что беседовать с трупом. Поэтому я всегда немного выжидаю, приглядываюсь, который глаз ворочается, и тогда уж смотрю на него, чтоб потом снова не искать.

— Состояние запущенное, очень! — воскликнула она, наверное, уже в сотый раз, и меня, запущенного, это, видимо, должно было призвать к порядку.

— Я влюбился, — говорю я женщине, ненавидящей мужчин хуже, чем собака кошек.

Мое заявление вышибло у нее дух. Держи она в руке что-либо бьющееся, я наверняка уже собирал бы осколки.

— В вашем возрасте? В таком состоянии?

Она поспешила прикусить язык — надо же, не сдержалась и нечаянно проговорилась о серьезности моего положения. Но тут же с удвоенной жесткостью начала задавать скорбные вопросы, недоступные пониманию пациента, логика которых начисто сокрыта от него мраком.

— Сколько вы мне даете? — прямо спросил я.

Она перестала стучать на машинке.

— Чего, простите?

— Сколько мне еще жить осталось, а? Надо устроить кое-какие дела, — раздраженный ее непонятливостью, уточнил я.

— Если мы будем так же сотрудничать, то половину, — ответила она.

— Половину… чего? — на этот раз не понял я.

— Течение болезни индивидуально. И мы попытаемся приостановить ее, — утешила она меня. — Могу показать вам статистические данные, наши и зарубежные достижения в лечении этой болезни. Мы даже излечиваем ее! — добавила она, с ироническим видом покачав головой.

А она неплохой психолог, я по достоинству оценил оскорбленную нотку в ее монологе, так сказать, каплю уксуса, и уже готов был снова верить ей.

— Утешаете?

— Зачем мне это нужно? — На шее у нее набухла жила, ишь ты, в молодости она, видимо, была вполне ничего в постели. — Вы должны убедиться в необходимости лечения. Регулярного, последовательного. А вы неизвестно где пропадаете, влюбляетесь, или что там еще делаете.

— Это плохо? — спрашиваю я тоном, при котором остается шаловливо подмигнуть.

— Не лечиться? Еще бы! — Она пристально смотрит на меня, словно только сейчас разглядела мое лицо. — У вас отличное настроение, это правильно. — Такими словами она одобрительно похлопала меня по плечу. — Любовь, кстати сказать, тоже болезненное состояние.

— ?!

— Увеличивается частота пульса, иногда повышается температура, меняется поведение. — И она продолжала перечислять явно ненаучные аргументы.

— Не будь я таким больным, попросил бы вашей руки, — сказал я врачихе, чтобы привести ее в замешательство. Мне это удалось.

— Что-что?

— Вы прекрасно все слышали. Все.

— Вы?

— Вашей.

— Это вы чего вдруг? — Она присматривалась с недоверчивостью циклопа, но замешательство не позволяло ей сосредоточиться.

— Для чего мужчины просят руки у женщин?..

— Чтобы их, наивных, обмануть, облапошить и безжалостно оттолкнуть, — значительно тише сказала она. — Не все, конечно, но других днем с огнем не сыщешь, как шафран. — И она назидательно подняла палец.

— Как шафран?..

— Ну да, попробуй найди шафран, — заключила она, закрыв тему. Потом похмыкала, словно переворачивала страницу во время доклада. — У вас колет в груди, особенно при глубоком вздохе, боли в нижней части живота и в правом подреберье, — перечитывала она напечатанное, а я должен был поддакивать.

Что я и делал.

— Пройдете компьютерное томографическое исследование, а перед этим сдадите кровь на биохимический анализ и сходите на ультразвук.

— Что, совсем плохо? — От меня не укрылось ни малейшее, самое незначительное движение ее мускулов.

— Да не думайте вы об этом! Понапрасну утешать вас не буду, но с депрессией к нам не ходите! Поверьте, все, что мы будем вам делать, имеет значение, мы хотим вам помочь, — она заговорила ласковее и этого тона уже не оставляла, была внимательна ко мне и, выпроводив в коридор, долго, как, наверное, ни одному пациенту, смотрела мне вслед. Еще бы! Просил ли у нее руки хоть один из нашего брата?

Попиваю капли, боль переходит в тупое нытье. За всю жизнь я столько не думал о своей печени, диафрагме и узлах в брюхе, как сейчас, когда они постоянно напоминают о себе. Другие органы, возможно, у меня тоже побаливают, но о них я мало знаю, так что внимание сосредоточено на более известных. Яна ни о чем не догадывается. Собственно, она тогда слыхала от меня о болезни, но не поверила, поэтому правда до нее и не дошла.