Илья Ильф - Двенадцать стульев [litres, Полная версия романа]

Вот почему уместен вопрос о причине, обусловившей именно в данном случае нарбутовское содействие, масштабы которого экстраординарны. Ответ подсказывает литературно-политический контекст 1920-х годов.

Литература была полигоном, где апробировались методы убеждения. Это соответствовало досоветской традиции.

Первый «литературный» удар Троцкому был нанесен в декабре 1922 года. Журнал «Молодая гвардия» опубликовал посвященную событиям Гражданской войны повесть А. И. Тарасова-Родионова «Шоколад» [212]   См.: Тарасов-Родионов А. И. Шоколад // Молодая гвардия. 1922. № 6–7. .

Главный отрицательный герой – амбициозный следователь, ставший большевиком уже после Февральской революции, но вскоре получивший высокую должность в ЦК партии. Неофит сумел добиться расстрела в сущности невиновного ветерана партии. Решающий аргумент – ссылка на чрезвычайные обстоятельства.

Намек был прозрачен: в период Гражданской войны Троцкий, ставший большевиком после Февральской революции, неоднократно санкционировал расстрелы коммунистов, не выполнивших боевой приказ. Первый такой случай – в 1918 году – возмутил почти всю партийную элиту.

Конечно, расстрелы, даже массовые, стали тогда повседневностью, и про необходимость укрепления армейской дисциплины рассуждали многие функционеры. Но смертный приговор коммунисту, сразу приведенный в исполнение, вызвал шок. Радикализм Троцкого объясняли и честолюбием наркомвоенмора, и тем, что в большевистской партии он еще чужак.

Первый расстрел коммуниста поминали Троцкому и после Гражданской войны. Склонность к «чрезвычайщине» ему тоже постоянно инкриминировали, хоть Ленин и подчеркивал не раз, что подобного рода политика наркомата по военным и морским делам соответствует волеизъявлению руководства партии.

Однако Тарасов-Родионов выступил не только против радикализма. Предложил еще и осмысление, тогда не принятое в партийных кругах. Намеками, однако достаточно прозрачными, указывал: амбициозный следователь – еврей, почему и ненавидит русского ветерана партии. Отрицательному герою приданы были черты внешнего сходства с наркомвоенмором, акцентирована и общность биографического характера.

Тарасов-Родионов создал карикатуру на Троцкого. Декабрьская публикация в «Молодой гвардии» оказалась самым громким литературным скандалом и уходившего, и следующего года [213]   Подробнее см.: Фельдман Д., Щербина А. Грани скандала: повесть А.И. Тарасова-Родионова «Шоколад» в политическом контексте 1920-х годов // Вопросы литературы. 2007. № 5. С. 171–208. .

Ее прагматика очевидна – с учетом политического контекста. Читателю подсказывали: если в партийно-комсомольском журнале возможна такаякарикатура на Троцкого, значит, его влияние уменьшилось.

Но Троцкий не был упомянут в разгромных критических статьях о «Шоколаде». Критики, издевавшиеся над весьма слабой в литературном отношении повестью, не рассуждали о намеках.

Промолчал и сам Троцкий. Устранить ему бы нужно было не следствие, а причину – интриги Сталина, Зиновьева и Каменева. А для борьбы надлежало прекратить лечение, в Москву вернуться.

Разумеется, Тарасов-Родионов написал повесть вовсе не по личному заданию «триумвиров». Бывший юрист распознал пропагандистскую тенденцию и предложил журналу то, что ей соответствовало. Успел раньше других писателей.

Открытая же полемика с наиболее вероятным ленинским преемником началась после издания книги «Литература и революция». Практически каждое суждение Троцкого спешили опровергнуть непримиримые рапповцы.

Дискуссии следовали одна за другой. По любому вопросу. Троцкий блистательно громил оппонентов, но для их руководителей спор был самоцелью. Доказывалось, что с наркомвоенмором спорить можно.

Троцкий еще и невольно помог оппонентам. Именно он назвал своих единомышленников «левой оппозицией».

Подразумевалось ставшее традиционным еще в эпоху Великой французской революции противопоставление радикалов – консерваторам. «Левыми» именовали себя республиканцы. «Правыми» же называли противников радикальных преобразований. Тогда, конечно же, сторонников короля. Монархистов.

В общественном сознании «триумвиры» утвердили своего рода стереотип: «левые» – это новая война ради «мировой революции». Соответственно, отрицание пропагандировавшегося в нэповскую эпоху «мирного строительства».