Леонид Зорин - Покровские ворота (сборник)

– Дмитрий Аркадьевич.

Рядом с отцом стоял Виктор. Он выглядел очень импозантно – в белой рубашке с ярким галстуком, в красивом шерстяном жилете.

Он тоже пожал мне руку, оглядев при этом с ног до головы. Дмитрий Аркадьевич сказал мне, что читал мои статьи, видимо, Оля потчевала его моим творчеством. Мне он понравился. Очевидно, подсознательно мне хотелось, чтоб он был именно таким – мягким, хрупким, плохо защищенным. Его облик рождал во мне приятное снисходительное чувство, то ощущение превосходства, которое так обожают мужчины.

Если бы передо мной оказался человек, похожий на Бурского, я бы, наверное, сильно скис. Здесь же перед моей широтой и терпимостью открывался большой простор.

Я спросил его, как он себя чувствует.

– Плоховато, – сказал Дмитрий Аркадьевич, – плоховато. Вообще надо бы лечь на обследование, но совершенно нет времени.

Я искренне ему посочувствовал. Сострадание – отличная почва для симпатии. Мысль о том, что жена этого озабоченного человека едва не побывала в моем номере, не слишком меня стесняла. Во-первых, его болезненное состояние явным образом исключало ревность, во-вторых, в отношениях с Олей приоритет был на моей стороне. В конце концов, первая любовь не ржавеет.

– Садитесь, – сказала Оля, – будем обедать.

Стол был раздвинут и почти весь заставлен тарелками с салатами, грибной икрой, баклажанной икрой, пирожками с мясом, пирожками с капустой, пирожками с каким-то непонятным мне содержимым, впрочем, как выяснилось, очень вкусным, стояло большое блюдо с холодным мясом, стояли бутылки и графины, благоухали разнообразные сыры – рокфор, брынза, швейцарский, – Оля принимала меня по первому разряду.

– Черт возьми, – сказал я, – нам, холостым людям, такое выпадает не часто.

– Нам тоже, – сказал Дмитрий Аркадьевич, – в честь вашего приезда. Виктор, прикрой дверь, сквозит.

Я посмотрел на стены. Они были завешаны фотографиями. Какая-то группа, Олин портрет примерно двадцатилетней давности, почти такой я ее и запомнил, вот Дмитрий Аркадьевич, более моложавый, он сидит задумчиво, чуть картинно подперев подбородок тыльной стороной ладони, далее несколько Викторов: Виктор в пионерском галстуке, Виктор в первом костюме, Виктор сегодняшний. Несколько снимков запечатлели пухлое, редковолосое дитя, я догадался, что это дочка, скончавшаяся в младенчестве.

Невольно я воззрился на Олино изображение. Да, это она, через год или два после расставания со мной, я уже позади, и все впереди – свадьба, ночи с Дмитрием Аркадьевичем и трудное материнство.

Дмитрий Аркадьевич предложил тост в мою честь. Он выразил надежду, что традиционная дружба, связывающая меня с его женой, распространится на все семейство, ему очень приятно видеть в своем доме одного из людей, формирующих общественное мнение. Это не всегда благодарная задача, и тем большего признания заслуживает мой труд.

Я подумал, что он сильно ошибается, но все же поблагодарил его, чокнулся с ним, с Олей, которая слегка покраснела, с Виктором, который улыбался, и в свою очередь предложил выпить за хозяйку стола.

После трех рюмок разговор стал чуть более беспорядочным, он легко перескакивал с одного на другое, но потом одна тема стала главенствующей и постепенно подчинила себе все остальные. Речь пошла о том, что в этом году Виктор заканчивает школу и должен избрать дальнейший путь.

Дмитрий Аркадьевич не скрывал своей глубочайшей озабоченности. И ему и Оле очень хотелось бы, чтобы сын в определенном смысле продолжил традицию, посвятив себя медицине. В этом случае все сложилось бы как нельзя лучше. Виктор при его способностях наверняка сдаст экзамены на лечебный факультет, – как мне показалось, Дмитрий Аркадьевич учитывал и то обстоятельство, что само его положение уважаемого работника в какой-то мере облегчило бы конкурсные тяготы, – и далее провел бы под родительским крылом шесть студенческих лет, а там, даст бог, в семье появился бы третий врач. В мечтах родителей, возможно, мелькала симпатичная покладистая невестка и внуки, с которыми легче стариться. Снова будут звучать в доме детские голоса, будут длинные семейные обеды и уютные веселые чаепития. А после ужина оба врача, старший и младший, станут обмениваться различными интересными соображениями из научной и служебной жизни.

И всему этому прекрасному теплому миру грозила беда. Виктора не тянуло на медицинский. Более того, его тянуло прочь из города, туда, в грохочущую далекую столицу, и, разумеется, в университет, заниматься историей.