Леонид Зорин - Покровские ворота (сборник)

Окружающие сулили ему профессуру, иной раз нетерпеливое общественное мнение даже опережало события; сперва он сердился, поправлял собеседников, потом смирился, махнул рукой и уже отзывался, когда его величали профессором.

Не правда ли, очень лестный портрет? И хватит ли автору этих строк необходимой объективности? Похоже, что он заинтересованное лицо и относится к своему герою с нескрываемой симпатией. Опасное пристрастие, оно делает пишущего уязвимым и не вызывает к нему доверия.

Но подождите. В нашу задачу не входит ни возвысить, ни принизить этого человека. Да и зачем? Эти страницы не опыт характеристики, не счет, не кассация. Изложим некую судьбу, хотя бы часть ее, наиболее сложную и трудную часть, – вы убедитесь, что завидовать нечему, зато есть повод порассуждать.

При желании нашего историка можно оценить не очень-то высоко. Причем все сказанное выше никак не будет этому препятствовать. При желании можно увидеть любующегося собой златоуста, скорей оратора, чем ученого, фигуру, возможно, занятную, но поверхностную, слишком любящую похвалы, чтобы обречь себя на многолетнее подвижничество истинного исследователя. Причем эти жестокие слова имели бы под собой даже некоторое основание. А почему бы нет? Тот, кто хлебнул успеха, редко остается к нему безразличен, прелесть безвестности открывается лишь с годами и не всем, а сорок пять – это ведь в сущности зенит жизни, молодость, набравшая силу. Таким образом, опасность определенного самоупоения могла бы серьезно ему угрожать, если бы не некоторые свойства его душевного строя.

Дело в том, что в существе своем это был человек застенчивый, как это ни странно, не очень в себе уверенный и, пожалуй, меланхоличный.

Наш герой знал эти свои качества и очень долго старался их преодолеть. Он полагал, что в них проявляется известная неполноценность: то, что эти черты могут иметь совсем иную стоимость, очень долго не приходило ему в голову.

Так или иначе, скрывал он их более или менее успешно, и в этом ему помогали надежные образцы. Каждый из нас примеривает на себя понравившиеся ему одежды, хорошо, коли они хоть как-то нам по плечу, подогнать их под свой размер – трудное дело, и те, кому это удается, люди упорные, заслуживающие похвалы. Возникает вопрос: какую роль играл в его повседневности слабый пол, тем более что наш друг был холост? Не то чтобы он был убежденным противником брака, наоборот, он частенько говаривал, что, несмотря на все несовершенство этого института, человечество ничего лучшего не придумало, но его собственный эксперимент окончился неудачно. Впрочем, не настолько, чтобы его травмировать. Ранний студенческий союз, быстро себя изживший и, по счастливому стечению обстоятельств, не слишком затянувшийся. Обстоятельства очень помогли обоим, ибо и он и она были люди мирные и боявшиеся друг друга обидеть. Им повезло, все прошло безболезненно и принесло обоим чувство облегчения.

Его приятели полагали, что он недолго погуляет на воле, но сначала он пропустил срок, углубился в свою диссертацию, первые успехи подстегнули, вызвали вкус к новым лаврам, а там он привык к своему положению и начал находить в нем преимущества. Чем большее внимание он привлекал, тем больше появлялось вокруг охотниц его приручить, а это создавало приятные иллюзии – женщины входят в систему общественного признания, и популярный мужчина воспринимает их как законные трофеи, как знаки отличия за труды.

Он был влюбчив (впрочем, умеренно) и даже культивировал в себе эту способность – можно сказать, поощрял разумом сердечную склонность, ибо был убежден, что с нею теснейшим образом связаны творческие возможности, и чем больше спорилась его работа, тем больше утверждался он в верности этого взгляда. Так обстояли дела, когда пришел тот самый денек, который запомнился ему надолго.

Была странная утомительная погода, в небе стояло солнце, а под ногами чавкало и хлюпало, ветер пробирал, а меж тем тянуло опустить воротник и расстегнуть шубу; опостылела зима, сугробы вдоль тротуаров, рваные, в темных потеках, давно уже утратившие свое белое величие, надоели лужи, островки наледи, сырость и грязь, хотелось сухих улиц, тепла, которому можно довериться, хотелось пройтись в легком пиджачке, в легкой обуви, с непокрытой головой, без опаски, целыми ломтями глотая прохладный воздух.

Был четверг, у него была назначена встреча со студентами заочного отделения, которым подошел последний срок разделаться с долгами, и это обстоятельство также не веселило души. Общение с заочниками, как правило, давалось ему с трудом, он всегда подозревал их в глубоком безразличии к существу дела и даже в неприкрытом утилитаризме – для чего-то понадобился диплом, а когда ему приводили совсем иные примеры, только отмахивался: бывает всякое.