Анна Алмазная - Миниатюры (Сборник) [СИ]

— Сладкая, какая же ты сладкая… девочка.

— Сволочь ты, Сашка… — пьяно плакала она в волосы брюнета.

— Что?

Новый толчок принес неожиданно острое наслаждение…

А ведь она даже лица его не помнит… только вот сейчас вглядывается в снимки и понимает — чужой. Совсем. Боже, до чего она опустилась? С чужим, в подворотне… Как же низко… Сашка, все это Сашка. А ведь не звонил с тех пор, целый месяц не звонил, не поинтересовался — как она. Ему все равно. У него уже новая.

Фотографии вышли неплохие. Четкие. И неправду Сашка говорил — даже пьяная она ничего. Даже с красными от слез глазами. Даже когда берут ее в запорошенной снегом подворотне.

— Ты, сука, знаешь, кто это?

Странно. Засмотревшись на фотографии, Оля и думать забыла о гостье. А гостья нервничает. Докурила одну сигарету и лезет за другой. Да вот только дым с ментолом больше Оле не мешает. И тошнота почему-то прошла. И в самом деле — кто? Кто отец ее ребенка?

— Мой муж.

Оля закашлялась, подавившись собственной слюной. А Ленка тыкала наманикюренным пальцем в лицо брюнета на фотографии и повторяла:

— Муж! Мой муж!

— Чего ты хочешь?

Лена полезла в сумочку, достала оттуда конверт и бросила Оле:

— Дашь показания на разводном процессе. Скажешь, что вы были любовниками и очень долго, спали не один раз… А лучше выдумай побольше подробностей. И дурочку из себя построй, ты это умеешь.

На жалость надави…

— Покажешь фотографии… — пожала плечами Оля. — Зачем тебе платить?

— Я хочу, чтобы и ты заплатила, — откровенно ответила Лена.

Ну почему Оля ее тогда не послушала? Почему взяла те деньги?

Почему сказала:

— Я расскажу на суде… о нашем ребенке.

И почему так глупо решила, что все же она везучая… очень.

Развод прошел гладко. Ленка, после пламенной исповеди Оли, оттяпала неплохой куш от бывшего муженька, с царского плеча одарила Олю кругленькой суммой, и укатила на Канары с молодым любовником.

— Надо экономить… — шептала Оля, дрожащими руками пряча деньги в кубышку.

Работу ведь так и не нашла. Да и какая работа, если токсикоз ест, да и ноги раздуло, как у слона. Целый день думаешь только об одном — спать, спать… даже до магазина дойти проблема.

Только спать… и не просыпаться… И не в коем случае не думать о неожиданном предупреждении Ленки.

— Жалко мне тебя, дурочку. — Они стояли под общим зонтом на автостоянке возле суда. Крупные капли барабанили в зонтик. — Не знаешь, с кем связалась. Псих он. И трус. Ты деньги возьми и из города езжай. Он более слабым никогда не прощает. А ты — слаба, как котенок. Тебя защитить некому. Я-то точно тебя защищать не полезу.

— Что он мне сделает?

Лена лишь пожала плечами и села в машину, бросив напоследок:

— Может, так и к лучшему. Дурочкой ты в школе была, дурочкой и останешься. А дурочкам лучше умирать в молодости. И не плодить себе подобных.

«Что он сделает?» — шептала Оля, смотря вслед красному феррари. Что?

Неделя после суда прошла как в тумане. Оля уже и не понимала, что делает, зачем. Спохватившись, что в квартире уже начинает попахивать, она спустилась вниз, чтобы вынести мусор.

Подъезд вонял выпивкой и мочой. На полу досыхала липкая лужа. Оля, стараясь не испачкать тенистых туфель, обошла лужу и с трудом толкнула дверь на улицу. Пахнуло дождливой свежестью, и в тот же миг ее толкнули в кусты сирени, вжали в кирпичную стену.

«Он никогда никому не прощает…»

— Почему ты меня так ненавидишь, сладкая девочка? — шептал он ей на ухо, всаживая нож в живот… Боже, за что? Как подло — умереть такой молодой.

Как-кап… кровь через пальцы на побитый временем бетон.

Кап-кап черными пятнами в такт крупным каплям дождя… кап…

Ты пришла, и все превратилось в выжженную пустыню.

Безжизненная, потрескавшаяся земля, а над ней — недосягаемое тревожное небо. Гонит ветер ошметки облаков по темно-коричневой пропасти холода.

Здесь, внизу, ветра нету. Совсем. Воздух звенит от зноя, ноги стерты в кровь и ветхая одежда не спасает от солнца, палящего через рваную вуаль облаков. Воды… глоток воды…

Кровь сгустилась в кетчуп, горло сохло в пергамент. Но я должен идти.

— Не хочу умирать…

А на небе прохлада. А на небе не хочется пить. А на небе не больно.

— Не могу…

Под ладонями — горячая земля, покрытая глубокими трещинами.

Воздух густой, полный пыли, обжигает истерзанные легкие. В глазах песок, густые слезы, что отказываются скатываться по щекам… Вот и все… дошел до смерти…