Хуан Хименес - Испанцы трех миров

Я ухожу на берег Гудзона или Потомака угадывать в их шуме певчее эхо испанских рек, и для меня шумят они не сами по себе, а как испанская река в английском переводе.

Чужие наречия лучше слушать как голоса природы, голоса птиц и собак.

И надо ли владеть ими, и владеть хорошо? Зачем «хорошо владеть» чужим? Зачем собаке лаять, а птице петь не по-своему?

Они это знают, и я тоже.

Не слышать испанской речи, народного говора — голоса моей крови, смысла моей жизни!

Чего стоит моя жизнь без этой музыки вокруг и во мне?

Мы с женою, само собой, всегда говорим по-испански, но уже поправляем друг друга и даже сверяемся со словарем.

Моя мать, научившая меня всему и прежде всего, больше всего — моему языку, своей речью дарила мне всю Испанию. И вся Испания сейчас говорит во мне — откуда? — как моя покойная мать, с каждой минутой все дальше на земле, все ближе под землей и все выше надо мной, в заоблачной глубине своей смерти.

Когда пришла посылка с книгами из Мадрида, запах старых книг, жасмина, жимолости, фиалок, засушенных между страницами, хлынул и заполнил всю комнату.

Книги моей матери.

Если дали тетрадь в линейку, пиши поперек.

Жалок цветок, раскрывшийся поневоле.

Лебедь на суше — гусак. (Но гусак — и в воде гусак.)

Точное ощущение в мире — я иголка в бесконечном лабиринте бессчетных магнитов.

Я не изучаю, я учусь. И делаю успехи — научился смолкать.

Тишина лучше соловья.

Тайные силы человека неисчерпаемы. А знают это те, кто не дает им покоя.

Дареному коню зубы нужны отменные.

Не раздумывай, как делать, а делай, и «как» придет само.

Руки тоже думают.

Если сомневаешься, какой из двух вариантов лучше, не теряй времени и отбрось оба.

Плохое лучше посредственного.

Тоскливо просыпаться усталым и знать, что впереди ничего, кроме отдыха!

Если не успеваешь, сбавь шаг.

Дисциплина лишь тогда на пользу, когда судьба отдыхает.

Неизбежное спешит долго.

Рукопашная схватка: поэзия хочет родиться сама, а ты хочешь ей помочь.

То, что нам внушают как поэзию — это литература; то, что мы ощущаем как поэзию — это душа.

Мы живем тем и с тем, что спасаем.

Поэзия должна быть как звезда — мир, который кажется кристаллом.

Красиво то, что нельзя опошлить.

Не можешь быть золотом, будь серебром, но только не позолоченным.

Лишь бумажные розы не нуждаются в удобрениях.

Низшие животные стадны. Лишь некоторые высшие, разумные и неразумные, живут одиночно или парой.

Жизнь — это поедание (едим мы и едят нас). Звучит грубо? Но возразить трудно. Единственный способ упорядочить поедание — это есть умеренно.

Мы и вправду идем и придем к Богу? Какой удар для него и для нас!

Хотелось бы знать, как называют нас животные.

Есть только три расы: разумная, неразумная и безумная. И, бесспорно, разумная — самая безнадежная, самая выморочная… и за ней будущее.

Когда Бога просят даровать благо и избавить от зла, явно путают его с дьяволом.

Не забывайте, что Бог — не цивилизация.

Нередко (хотя, думаю, и не часто) периодам жизни на земле давали определение — каменный век, бронзовый век и т. д. Период, который завершается при нас, назовут веком стадных религий. Блаженны те, что родятся позже.

Те, кто придумал веру, прозрели, и потому оставили ее слепой.

Уберите картонные подпорки и убедитесь, что небо не рухнет.

Что такое жизнь? Разговоры о смерти. А смерть? Невозможность поговорить о жизни.

Только музыка неотступно напоминает об утратах.

Говорят, беседа — любимое занятие богов. Да, но только богов.

По уходе гостей — как убедить моих знакомых, что я умер!

В одиночестве находим лишь то, что к нему привело.

Вся жизнь — это порыв и раскаяние, раскаяние и порыв.

Душа — чуткий калейдоскоп: один крохотный кристаллик меняет весь узор.

Какой разнобой между мыслями, чувствами, их выражением и самими поступками! Они хотят согласия, но не находят, потому что у них разный возраст. То же самое, что у отцов и детей.

Пришла мысль? Чуть подожди — и если не засела в голове, пусть уходит.

Сколько химер, рожденных интуицией, позже объяснил и утвердил ревнивый разум!

Любой поступок, особенно хороший, подсказан или продиктован угрызениями.

Среди всего отрадного и безотрадного каменеет, как останец радости, добытое с бою.