Александр Преображенский - Голоса трех миров

…и как он ни подкрадывался, как ни старался ступать тише, все равно старый Керби услышал его.

— Барди, хватит играть в засаду, — проворчал старик хриплым басом, знакомым без исключения всем и каждому в поселке. — Третий день уже пошел, а ты все будто без гармошки. Пора остепениться.

«Остепениться». Слова у Керби тоже особые, умные, не простые, кроме него, никто в поселке так и не скажет. Даже Линкольн, который строит из себя горожанина, а по стати сущий «дворянин», и тот не умеет сказать таких слов. А значит, так и не думает. Каковы слова, таковы и мысли — закон не ими придуманный.

— Барди, хватит дышать на пороге. Заходи, дай мне тебя рассмотреть, бездельник.

Осклабившись в добрейшей улыбке, Барди свесил голову. Так и шагнул внутрь, глядя в пол.

— Уф-ф, — вздохнул Керби, поднимаясь с жесткой лежанки в дальнем углу помещения. Верен себе и здесь. У всех уже давно диваны, даже у Гвоздодера, даже у Серого, только Керби на голом войлоке спит.

— Остепенись, остепен–и–ись, — басил старик, направляясь навстречу. — Как не стыдно? На третий день все еще горбишься. А как ты подходишь? Это походка юнца, но не мужа. По–зо–о-ор. Прекрати вихлять бедрами, Барди, немедленно.

Барди спохватился и выпрямился. Поднял голову, расправил грудь, запружинил на носках и встал навытяжку, смирно, в стойку, голова вполоборота, не двигаясь.

Ему и правда стало стыдно. Полуторагодовая привычка брала свое. Теперь он с гармошкой, но три дня назад попробуй он вот так войти сюда, как стоит сейчас, с гордо поднятой головой. Как вошел, так бы и вылетел.

— Зачем пришел? — спросил Керби.

— Поздороваться.

— Ну здравствуй. Еще чего? Делать нечего?

— Нечего.

— А чему я тебя учил? Что я день за днем вдалбливал в твою неглупую голову, Барди. Год и три месяца. Ты только подумай, целый год и еще три месяца я учил тебя говорить, читать, считать, петь. Я учил тебя жить по правилам. А все для чего? Для чего, Барди? Я тебя спрашиваю. Кроме нас, в школе сейчас никого. Не хочешь отвечать? Тогда я еще раз повторю, хотя срок обучения уже три дня как закончился. Я учил тебя…

— Для гармошки.

Старик чуть не подпрыгнул, но сдержался.

— Все шутишь. Шалишь. Это хорошо, Барди, что у тебя есть чувство юмора. Не каждому дано. Хотя пора остепениться. Пора. Да и без гармошки сейчас никуда, это ты прав. Только для чего гармошка нужна? Ну, Барди, отвечай. Или ты хочешь опять говорить общим голосом? Нет? Вижу, что нет. Никто этого не хочет. Даже Кузьма. Уж на что бессловесен, и тот за гармошкой тянется. Ты это знаешь не хуже меня. Знаешь, Барди, не разочаровывай своего учителя. Я учил тебя людям служить. В этом твой долг. В этом мой долг. В этом долг всех и каждого. Бессловесные того же хотят, только не могут сказать. А я всегда это говорил и еще раз повторю: иди и работай. И не вешай теперь головы. Перед тобой весь мир, и ты достоин его.

Старик отвернулся и сразу побрел назад, давая понять, что тема разговора исчерпана. Барди еще несколько секунд смотрел ему вслед. А на что он рассчитывал? Все уже сказано, пересказано, выучено назубок и отвечено. И сейчас Керби тоже сказал все правильно, хотя и ничего нового. Напомнил только — и все. Барди тоже повернулся и направился к выходу. У порога нервно зевнул. Хорошо хоть этого не увидел старик.

— Бард! — Керби окликнул его взрослым именем. Барди остановился. — Я сказал тебе неправду.

Вот это уже новости! Барди замер у порога, обратившись в слух, но повернул только голову.

— Я сказал тебе, что ты неглуп. — Голос учителя звучал ниже обычного, набрал больше хрипотцы. — Это почти брехня, прости меня за архаизм. Брехня — слово почти забытое, — не удержался учитель от пояснения и самооправдания, — но когда оно точно, можно и употребить. Так вот, Бард, я сбрехал, когда говорил, что ты неглуп. Это не то слово. На самом дс in- гм оч(чи. умен. 'I'nк умен, что я других таких и не у помп к к Л я многих отсюда выпустил в жизнь, очень многих, Бард. Но такого, как ты, не было. Знаешь, чем ты сильнее, умнее их? Не отвечай, я сам знаю, что не знаешь. Сила твоего разума в том, что ты можешь научиться всему. Понимаешь, всему? Не понимаешь, — на мгновение старый Керби замолчал, повесив голову и потупив взор.