Матти Фридман - Кодекс Алеппо

Жизнь во время Второй мировой войны, еще до того, как все стало меняться к худшему, вспоминалась Рафи как нечто расплывчатое, освещенное факелами бойскаутских церемониалов – l’éclaireur toujours prêt! [4], с поднятием флага, уроками Торы и французского языка. Еду выдавали по карточкам, и Рафи посылали в очередь за бурым сахаром-сырцом, от которого в чае плавала противная пена. Они с приятелями развлекались болтовней про нацистских шпионов, которые устанавливают на крышах домов антенны и азбукой Морзе передают Гитлеру секретную информацию. Рассказывая мне все это, Рафи, казалось, думал, что именно подобные развлечения предопределили карьеру, которую он себе выбрал, когда тот привычный мир его изгнал и он стал смотреть на него глазами противника, агента Моссада.

А в те годы его мир вращался вокруг исполненного величия приемника «Зенит», который занимал почетное место в их квартире на верхнем этаже дома в квартале Джамилия, где жили в основном семьи побогаче его родителей. Этот приемник в деревянном полированном корпусе появился в доме после поездки его матери к богатым братьям, бейрутским ювелирам. Они купили себе более современную модель, а ей отдали старую, и она увезла ее на поезде в Алеппо. Так, несмотря на долгую болезнь старого отца и финансовые невзгоды, семейство Рафи стало обладателем радиоприемника, предмета роскоши, который по вечерам привлекал в их гостиную родственников и друзей – слушать военные сводки. «Зенит» сообщал взрослым о победах Германии и об удивительном поражении Франции, родины солдат и полицейских, которых Саттон привык видеть на улицах своего города, длинных бутербродов и языка, знанием которого местные евреи гордились и говорили на нем лучше, чем на родном арабском.

В 1940 году после поражения Франции Алеппо перешел под контроль подотчетного нацистам марионеточного правительства Виши. Рафи знал об этом и без радио, знал, что над евреями нависла угроза преследований, каких они раньше и вообразить не могли, знал и то, что через год произошло спасительное вторжение других солдат – канадцев, нигерийцев, новозеландцев, индийцев и прочих чужеземцев в самых разных мундирах. Иногда родители посылали Рафи взглянуть, нет ли там еврейских солдат (даже такие попадались среди британцев, вторгшихся в город), а если есть, пригласить их на субботнюю трапезу. И ему не нужен был «Зенит», чтобы узнать о беспорядках, которые не на шутку разбушевались в Алеппо к концу войны, когда город снова перешел к французам и многие сирийцы стали выступать за отмену колониального правления. Сперва ярость уличной толпы была направлена только против французов. Евреям покровительство французов было во благо, они пользовались их защитой и приходили в ужас от самой мысли о независимой Сирии, но на всякий случай поддержали массовые протесты, да с таким рвением, какое только могли изобразить. Даже Рафи в этом участвовал. Лидер протестного движения, взобравшись на чьи-то плечи, орал в толпу: « Ана де Голль хибуни! » (Я Шарль де Голль, возлюбите меня!) – и толпа отвечала: « Хара алейк! » (Срать на тебя!) После чего они разбивали пару витрин и переворачивали трамвай.

Однажды Рафи увидел, как толпа остановила французский армейский джип и приказала солдатам выйти; им связали руки, приказали лечь на землю, положив головы на бордюр тротуара. А потом камнями размозжили им черепа. В 1946 году французы уступили, предоставили сирийцам самостоятельно управлять страной, и с их уходом евреи оказались целиком во власти соотечественников. Еврейская школа под патронажем «Альянс исраэлит» [5], где обучение шло на французском языке и в которой учился Рафи, вскоре закрылась.

В те дни великих перемен мир Рафи состоял из десятка тысяч людей, чьи имена повторялись из поколения в поколение, а корни были глубже, чем у любой другой еврейской общины в диаспоре, – людей, которые всегда тут жили или прибились к этим местам за многие столетия, спасаясь от гонений или в поисках удачи. Еврейская община Алеппо была старой уже в 70-м году, когда римские легионы разрушили Иерусалимский храм, и совсем древней, когда в VII веке туда пришли арабские завоеватели. Они жили здесь два с половиной тысячелетия, хотя по местным оценкам – три тысячи лет и ни годом меньше. Традиция говорит, что корни общины уходят к завоеванию города Иоавом, полководцем царя Давида – эпизод, который вскользь упомянут в Библии. Согласно одному из тех преданий, что пытаются расцветить и приукрасить нечто древнее и впечатляющее, чтобы выставить его еще более древним и впечатляющим, этот полководец самолично руководил постройкой главной синагоги, а также цитадели.