Душан Калич - Современная югославская повесть. 70-е годы

А что дальше?

Я смотрю на Мариан, она с трудом сдерживает себя. Она не станет со мной спорить.

Ты по-прежнему просматриваешь его старые бумаги?

Теперь даже чаще!

Зачем?

Последнее время он все больше уходит в далекое прошлое. Я должна быть наготове и знать факты, если хочу его поддержать.

Помнишь, как в Риме я подвела его к рассказу о фронте на Соче?

Нет, когда это было?

Когда Пэм Стоуби пригласила нас на ужин…

Услышав звонок в дверь, я откладываю книгу и иду открывать.

Вот и мы! Пэм опережает меня, здоровается с Мариан, о которой много слышала, но с которой до сих пор не была знакома.

Я перехватываю взгляд, который Пэм бросает на Мариан. Пэм, правда, моложе, но Мариан привлекательна, как истая парижанка.

За ужином Пэм, видимо, решила нас подразнить. Ухаживает только за ним, угощает, кокетничает.

Ах так, думаю я и перехожу в атаку. Что за дискриминация! — вслух произношу я. Ладно, пусть ты пренебрегаешь мною — quantité négligeable n’est pas? [42] Это можно оставить без внимания, не так ли? (франц.) — но как быть с Мариан? Professeur Marianne, porteur de la Légion d’Honneur etcétéra, etcétéra… [43] Профессор Мариан, кавалер ордена Почетного легиона и так далее и так далее… (франц.) женщина, председательствовавшая на последней международной конференции… Или все это не так и я что-то путаю? — обращаюсь я к Мариан через стол.

Мариан вспыхнула. Ей это идет.

И вот мы уже встаем с бокалами в руках. Он говорит о поразительном успехе Мариан на конференции, мы чокаемся и смеемся над смущением Мариан.

Пэм не сдается.

Как ты могла выбрать мужчину, который нравится стольким женщинам? Подмигнув мне, она с притворной строгостью смотрит на него.

Да, это правда, всему миру я нравлюсь! — смеется он…

Мы с Мариан засиделись глубоко за полночь. Вновь обращаемся к тем далеким событиям и картинам, которые проступают сквозь тонкую паутину его рассказов…

На другой день мы осматриваем туберкулезные поликлиники. Мариан нужны данные для работы по эпидемиологии, которую они начинали еще вместе.

Как тебя на все хватает! — удивляюсь я, не тяжело тебе?

Да, не очень легко, признается она. Иногда хочется бросить все и сбежать куда-нибудь!.. Когда он всем руководил, нам было раза в три легче! — вздыхает она.

Мариан уезжает. Ей непременно нужно в Загреб, а потом самолетом обратно в Париж. Ее ждет работа. Жаль, но ничего не поделаешь.

Не надо меня провожать, просит она, ты ему нужна, оставайся с ним. Я поеду на автобусе.

Я провожу тебя.

Не буду ей ничего объяснять, все равно не поймет. Я-то знаю, что он попросил бы меня проводить ее, проводить до аэродрома.

Знаешь, сказал бы он, мне будет спокойнее, если ты проводишь ее, хорошо?

И знал бы, что я ему не откажу. Ведь мы всегда вместе встречали и провожали Мариан. И непременно останавливались по пути в Оточаце. Здесь часто фотографировались. Совсем недавно я рассматривала эти карточки…

Раннее утро, на шоссе почти нет машин. Молча вслушиваемся в шумы пробуждающегося дня, опутанного паутиной сна, пронизанного голосами птиц.

А осенью ты приедешь?

Мой вопрос вдруг перебросил нас в будущее. В то время, когда его, наверное, уже не станет.

Ты приедешь? — настаиваю я и смотрю на нее.

Мариан глубоко вздохнула. Не знаю. Времени мало, а работу обязательно нужно закончить… Если удастся вырваться…

Последняя осень в Бледе была незабываемой, добавила она задумчиво.

Я помню. Твоя комната была рядом с нашей. Обе с видом на остров. И уже с раннего утра в ней стучала твоя машинка — тук-тук-тук-тук.

Ну, значит, до осени.

Ты мне напишешь. Позвонишь.

Шоссе становится более оживленным. Теперь, обгоняя грузовик и цистерну, я на миг умолкаю. Вообще же тараторю — без перерыва. Рассказываю ей о детях, внуках, которые стали совсем взрослыми. Старший внук Борут влюблен в медицину, как и отец. Думаю, что он скоро защитится.

Всю долгую дорогу до аэродрома я болтаю, а Мариан молча слушает. И наверное, вспоминает, как уезжала из Любляны прежде. На аэродроме нас по обыкновению поджидал Драго. Улыбающийся, веселый, сыпал шутками до самого отлета.

С Драго всегда было приятно, да?

Конечно. А почему ты сейчас вспомнила о нем?

Не знаю. Мысли у меня скачут. Я-то уже привыкла, и мне это не мешает. А тебе трудно уследить за мной?

Зачем я все это говорю? — спохватываюсь я. Чего я жду? Чего я хочу? Удержать последнее мгновение расставания? Продлить его сверх всякой меры и в конце концов все-таки дождаться, что здесь, на аэродроме, может, у этого одетого решеткой оконца, где все время толпится народ, вдруг появится он и с радостной улыбкой направится к нам?