Внуки затаив дыхание слушают деда, сидя на корточках вокруг него, искренне веря, что от этой песенки-заговора и сама дудка запоет. Положу под колесо… Да и в самом деле, как не верить? Ведь и каждый из них тоже запел под колесом в своей люльке.

Помимо смерти мне известны два момента из биографии деда. В восемнадцать лет он женился, взял против воли родителей девушку без приданого, и отец лишил его за это наследства. Какого наследства, толком не знаю, но, видно, было что-то, чего он мог лишить, — ну, дома, по крайней мере. И тогда юных строптивцев пустил к себе жить бездетный дядя. Потом потянулись долгие десятилетия, и в конце концов дед умер; чем была заполнена его жизнь помимо того, что он воспитал шестерых детей, сколько я ни билась, выспрашивая, ничего не могла узнать. Наверное, в его жизни и не было никаких событий, просто жил человек трудовой жизнью крестьянина, определяемой временами года. «Играй, дудка, хорошо..» Вероятнее всего так. Но даже по тому немногому, что мне известно о деде, чувствую я в нем широту вольной души. Во всяком случае, плохо, что он ушел, не оставив по себе никаких осязаемых следов.
Углубляясь все дальше в прошлое, я добираюсь еще до одного события в жизни деда. Однажды летом, когда деду было два года, его отец отправился на жатву в дальнее поместье, откуда должен был вернуться домой лишь в конце недели — переменить порты и рубаху и запастись едой. Матери его в то время недужилось, и она целыми днями лежала на соломе, постланной на крыльце. (Летом спали не в доме, а на крыльце — на соломенной подстилке! Какая важная деталь и как важно, что память сохранила ее!) Мать положила рядом хлеб и поставила воду: боялась, что не хватит сил подняться и накормить двухлетнего сына. Ребенок, играя, ползал возле нее.
Они жили на краю села, и мало кому случалось проходить мимо дома. Через какое-то время соседки приметили, что Мари лежит на соломе в очень уж странной позе и даже не шевельнется. Подошли поближе; женщина была мертва. Ребенок сидел у ее изголовья и запихивал ей в рот кусочки хлеба — он кормил мать.
Теперь передо мной часто возникает эта картина. Людей нужно кормить хлебом, но пока они живы. И сердца также следует питать красотой. Красотой и добром, а не только страхами и тревогой, которыми порою терзаем мы себя… Этот наказ оставил мне дед вот уже сто десять лет назад, а я только теперь начинаю к нему прислушиваться. Но все-таки начинаю.
Перевод Т. Воронкиной.
ЭРЖЕБЕТ ГАЛГОЦИ (родилась в 1930 году) — известная венгерская писательница, депутат Государственного собрания ВНР, лауреат трех премий Аттилы Йожефа и премии Кошута. Основные книги: «На полпути» (повесть, 1961), «Безжалостные лучи» (репортажи, 1966), «Лучше пусть болит» (рассказы, 1969), «Социализм под камышовыми крышами» (репортажи, 1970), «Паутина» (повесть, 1972), «Нет доказательства» (рассказы, 1975), «Нож рядом» (рассказы, 1975), «Общая вина» (повесть, 1976), «По закону и вне закона» (повесть, 1980). В русском переводе рассказы Э. Галгоци печатались в антологиях и журналах, в том числе и в журнале «Иностранная литература»; в издательстве «Прогресс» вышла ее повесть «На полпути» (1973), в издательстве «Художественная литература» — повесть «Церковь святого Христофора» (1981).
Cogito ergo sum — я мыслю, значит, я существую (лат.) — известная философская формула Декарта. (Здесь и далее примечания переводчиков.)
Хольд — мера земли, равная 0,54 га.