Робин Роу - Птица в клетке

Адам качает головой, улыбается, будто я сказал что-то смешное. Я обвожу взглядом гостиную. Вообще-то не похоже на праздник. Никаких тебе воздушных шариков, транспарантов, фигурок животных, набитых конфетами, или чего-то такого.

Мы с Адамом устраиваемся на одном из длинных диванов, а дом начинает заполняться старшими ребятами. Некоторых я уже видел на концерте, но большинство – незнакомцы.

Какие-то девочки приносят упаковки бутылок из розового стекла. За ними группа парней затаскивают огромные коробки пива. Все бурно радуются и дают им наличные.

– У меня нет денег, – шепчу я.

– Все нормально, – заверяет Адам. – Я тебя прикрою.

Но выглядит он смущенным, будто на самом деле не хочет помогать. Смущение становится явственнее, когда я хватаю одну из банок. Один глоток – и я понимаю, что это жуткая гадость. Больше не хочется, но как не допить, если Адам за это заплатит?

Камила понимающе смотрит на меня.

– Гадость, да?

– Нет, нормально, – лгу я.

– Попробуй это, намного лучше. – Она протягивает мне розовую бутылку. На горлышке след от помады, не совсем приятно, но я не хочу ее обижать, поэтому делаю небольшой глоток.

А она права. Намного лучше, вроде газировки.

– Вкусно.

Она протягивает мне один из картонных контейнеров.

– Я потом верну тебе деньги, – говорю Адаму, хотя понятия не имею, как собираюсь это делать, ведь все сбережения ушли на подарок Эмеральд.

– Вообще-то в этом больше алкоголя, чем в пиве, – замечает он, пытаясь перекричать музыку.

– Правда?

– Ага. Так что лучше ограничься пивом. – Он берет нераспакованный контейнер и возвращает Камиле.

– А можно мне просто содовую?

Я видел трехлитровые бутылки, ребята разливали их по красным пластиковым стаканчикам.

Камила начинает смеяться.

– Хватит его опекать, Адам.

– Ему четырнадцать.

– Ну а мне почти пятнадцать.

– У тебя день рождения только в июле, – смеется он.

Камила, похоже, теряет интерес к разговору и уплывает прочь.

Адам вручает мне стакан содовой и тоже уходит, лавируя от одной группы к другой. Хотел бы я вот так уметь общаться с людьми. Разговор – это талант; Адам сам не понимает, как ему повезло.

Толпа становится гуще. Какие-то девочки начинают танцевать. В одном углу парень с девушкой целуются. В другом ребята передают друг другу трубку – красную, вроде игрушечной мыльной трубки, что была у меня в детстве. Я вижу Адама. Он затягивается из трубки, передает ее и снова исчезает в толпе.

Минуты утекают, а я все сижу на диване один, пью содовую. Мне так неловко, что хочется уйти, но так одиноко, что не могу.

Я приканчиваю третий стакан, когда все вдруг набиваются в гостиную, втискиваются на диваны или садятся прямо на пол. Минуту все спорят, чья сейчас очередь, и, похоже, выигрывает Камила.

Она обводит комнату взглядом; все напрягаются и затихают.

– Чарли, – наконец объявляет Камила с усмешкой. Элисон сидит у него на коленях и похлопывает его по плечу. – Ладно, давай… сними свою рубашку, потом… – Едва слова вылетают у нее изо рта, как Чарли хватается за ворот и стягивает одежду, весьма довольный собой. – Потом сними рубашку с Адама, и…

Улыбка Чарли превращается в оскал.

– Черт, нет.

– Ну же, Чарли. – Адам преувеличенно ему подмигивает. – А ну покажи нам свой убойный пресс.

– Черт. Нет.

Но все начинают кричать Чарли, мол, ты слабак, давай уже, и наконец он снимает рубашку с Адама и под всеобщий свист и улюлюканье прижимает ладони к его груди. Затем, с выражением крайнего отвращения, одевается обратно и скрещивает руки.

Следующий вызов тоже вызывает стыд – за определенную степень обнаженности. Я понимаю, что это лишь вопрос времени, когда или меня вынудят сделать что-то ужасное, или кого-то со мной.

Не хочу раздеваться. Просто не могу. Но если откажусь, все разозлятся и назовут меня слабаком.

Адам вскакивает с пола и садится на диван рядом со мной.

– Джулиан под моей защитой, – громко заявляет он, и я морщусь. – Ему придется смотреть на ваши идиотские выходки, но на этом всё. – Никто не протестует, и я расслабляюсь.

Когда почти всех в комнате заставили сделать какую-нибудь гадость, кто-то снова включает музыку, и ребята расходятся по углам, где потемнее. Я снова остаюсь один, думаю, не выпить ли еще содовой, но тут рядом плюхается Камила. Ее голова качается, словно стала слишком тяжелой для хозяйки. Камила наклоняется ближе.

– У тебя красивые глаза, – говорит она.