Именно в мизансценах, где его партнером был Семен, Виктор до сих пор чувствовал себя как-то неуютно. Претензий к Семену как к партнеру он не мог предъявить, Подбельский вел роль хорошо и был достаточно контактен. Но Виктору чего-то не хватало, а вот чего, он никак не мог понять. «Может быть, причина не в нем, а во мне?» — подумал он сейчас, вспомнив эпизод, который произошел совсем на другом спектакле.
Там у Виктора была незначительная роль, всего два выхода и девять реплик, а Семен играл главную роль. Играл отлично, можно сказать — с блеском. Стоя за кулисами и наблюдая, как Семен точно и тонко лепит образ главного героя, Виктор представлял, как бы он сам это делал. Порой ему казалось, что он сделал бы это иначе, но иногда иначе у него не получалось и он искренне восхищался способностью Подбельского и по-хорошему завидовал ему.
Шел монолог, самый важный для всей роли и очень тяжелый для актера, весь на эмоции, трогательный. Семен вел его так хорошо, что, когда в его голосе начали ощущаться едва сдерживаемые рыдания, Владимирцеву самому захотелось плакать. Когда Семен выскочил за кулису, лицо его все еще оставалось взволнованным, в глазах стояли слезы.
Но вот он увидел Эмилию Давыдовну, поманил ее пальчиком и как-то уж слишком спокойно, обыденным голосом попросил:
— Принесите мне пару бутербродов из зрительского буфета. Неважно каких, я с утра ничего не жрал. — И сунул Эмилии Давыдовне мятый рубль.
И опять вышел на сцену, и опять задрожал от волнения его голос, он сорвал аплодисменты, поднял зрителей на ноги, и они долго не отпускали его.
Владимирцев был одновременно и поражен и шокирован. Он так не умел и не понимал этого. Конечно, тут было большое мастерство. Но какое-то расчетливое, холодное.
«Может быть, вот этот холод и мешает мне поймать настроение в мизансценах с Подбельским? Может, просто мешает моя предубежденность к нему? Надо ее как-то преодолеть. Но как? Да и когда?»
Виктор глянул на часы. До спектакля оставалось еще четыре часа, можно было бы успеть еще раз пройтись по этим мизансценам и попытаться найти общее настроение, но Подбельскому сейчас не до этого, у него как у режиссера-постановщика других забот хоть отбавляй.
Гримироваться было еще рано, и Виктор не спеша пообедал в актерском буфете.
В трюме его догнал Голосовский, и они вместе направились за кулисы. Директор театра не стал спрашивать Виктора ни о готовности, ни о самочувствии, лишь подбодрил таким замечанием:
— Вам повезло, что премьера идет в начале сезона. После летнего перерыва зритель всегда более благожелателен, он соскучился по театру и актерам и весьма благосклонен к ним.
Семен Подбельский был иссиня-бледный, и Эмилия Давыдовна совала ему таблетку седуксена, но он долго не понимал, зачем она ему. И проглотил таблетку, наверное так и не поняв ее назначения. На актеров вообще было тошно смотреть, в глазах — неуверенность, обреченность, отчаяние и страх. И хотя Степан Александрович знал, что так бывает перед каждой премьерой, что уже после второго звонка все начнут помаленьку успокаиваться, а после третьего вообще придут в норму, видеть всю эту панику было невыносимо, и Заворонский отправился в зрительный зал.
Сдержанный гул зрительного зала, блеск бронзы на бортах лож, тонкий запах духов, легкий шелест программок всегда действовали на Степана Александровича успокаивающе и как бы очищающе, наполняли сердце тихой, торжественной радостью; ему казалось, что все собравшиеся здесь охвачены сейчас единым чувством всеобщей доброжелательности, отрешены от житейской суеты и мелких забот, их мысли чисты и возвышенны.
Федор Севастьянович Глушков, сидевший, как всегда, в проходе, все же поинтересовался:
— Как там?
— Зачем спрашиваешь, будто не знаешь? Как обычно.
— Ну да, конечно, — согласился Глушков и, помедлив, добавил: — А я вот тоже волнуюсь. Знаешь, никак не привыкну. Вот уже сколько лет в театре, вроде бы все понимаю, а на чужой спектакль иду даже с большим волнением, чем на свой. Невольно переношусь за кулисы и понимаю, каково им там сейчас. Послушай-ка, а кто это там в директорской ложе второй слева? Уж очень похож на Ваньку Порошина.
— А это он и есть.
— Разве он тоже теперь в министерстве?
— Нет, он играет в Верхнеозерском театре. Рядом с ним как раз главный режиссер этого театра Аркадий Светозаров. Я их специально пригласил.
— Это ты хорошо сделал. Вот только зря не сказал мне раньше, что Ванька в Верхнеозерске.
Читать дальше