— Если это жертва, то я ее не принимаю.
— Да никакая это не жертва! — Степан Александрович поморщился.
— Но ведь и сама идея постановки и замысел ваши! — воскликнул Подбельский и тут же подумал: «Кроме, конечно, текста Самочадиной. Что с ней теперь делать? Если она заупрямится… Выходит, я сам себе свинью подсунул…» И вслух повторил: — Весь замысел ваш.
— Ну и что? Я главный режиссер, художественный руководитель, я по своей служебной обязанности должен высказывать общий замысел, так же, как, скажем, главный конструктор подает общую идею, а воплощением ее занимаются разработчики. Вы провели основную работу, и я не хочу набиваться вам в соавторы.
«Вот он куда поворачивает!» — удивился Подбельский, еще не веря в искренность Степана Александровича.
А тот продолжал развивать свою мысль:
— Когда проект готов, главный конструктор рассматривает его и вносит свои коррективы. Вот этим мы и займемся… Вот вам бумага и ручка, записывайте…
И Заворонский провел настолько обстоятельный разбор спектакля, что Подбельский был поражен. Обычно все замечания режиссера подробно записываются, а тут без всяких записей Степан Александрович последовательно высказывал их по каждой мизансцене, по каждой роли, при этом отмечал не только явные накладки, а и мелкие ошибки, не только грязь, а буквально каждую пылинку. На прогоне Подбельский и сам многое подметил, но далеко не все, а главное — не с такой проницательностью и проникновением в мельчайшие детали и тончайшие нюансы каждой роли. «Все-таки он большой художник, — с уважением подумал Подбельский, — я многое потеряю, если придется уйти от него…»
— А что с Самочадиной? Откуда у нее этот текст?
— Но ведь вы сами разрешили, — пришел на помощь Марк Давыдович. — Вот она и сочинила.
— Она-то что угодно сочинит, а вот режиссер… Верните ей прежний текст, и вся недолга.
— Хорошо, — поспешно согласился Подбельский, подумав: «Это будет не так-то легко».
— И вот что меня особенно беспокоит, — продолжал Заворонский, — мне показалось, что Владимирцев и Грибанова как партнеры плохо чувствуют друг друга. Надо разобраться, в чем тут дело.
А они и сами не понимали, почему не всегда чувствуют друг друга, и оба искренне переживали это. Чувство партнера в работе актеров настолько важно, что порой оно привносит в результат гораздо больше, чем многие дни и недели работы над ролью. И Виктору, и Антонине Владимировне уже не раз приходилось работать с прекрасными актерами, которые оказывались неважными партнерами, и это было так мучительно и непонятно!
Заворонский прогнал с Владимирцевым и Грибановой наиболее важную мизансцену, где Виктор должен был мотивировать непривычную для его героя растерянность, которая вызывает смятение героини Грибановой. И тот и другая делали все правильно, существовали в ролях вполне искренне, но обоим чего-то не хватало для того, чтобы сказать, что они существуют истинно. Чего именно не хватало, они так и не поняли, и Заворонский назначил репетицию этой мизансцены на следующий день, на четырнадцать часов, ибо с утра занимался с другими актерами.
Поэтому Степан Александрович очень удивился, когда утром увидел в театре Владимирцева. Тот рассеянно наблюдал за тем, как работают другие актеры, был задумчив, видимо, был уже настроен на роль, и Заворонский не стал его отвлекать. Минут за десять до начала репетиции Владимирцев ушел за задник и начал мерить шагами сцену, вероятно, он весь уже был в проблемах и переживаниях капитана второго ранга Гвоздева.
А Грибановой еще не было. Она прибежала за пять минут до репетиции и сразу укрылась в своей кулисе. Но Владимирцев отыскал ее, подошел, но ничего не сказал, лишь пристально вглядывался в нее. И когда они вышли на сцену и произнесли первые реплики, Заворонский сразу почувствовал, что на этот раз все получается лучше. «Вероятно, все дело в том, что им перед выходом надо обязательно пообщаться». Но когда он попросил Грибанову прийти на следующий день пораньше, Антонина Владимировна запротестовала:
— Мне он мешает, я перед выходом хоть немного, но должна побыть одна.
— А ему, видимо, необходимо побыть с вами. Поэтому давайте сделаем так: вы придете пораньше, немного побудете с ним, а потом уйдете в свою кулису.
Так и сделали. И все вдруг стало на свои места, они выходили на сцену уже контактными. Этот контакт они сохранили и после того, как Заворонский снова уехал в Чехословакию и репетиции продолжал Подбельский.
Читать дальше