Франтишек Ставинога - Солнечный день

Однако в глубине души я верю, что она одинока, и это меня утешает.

Я положил удочку в траву. Если здесь, у реки, Незнакомка, мне с уловом не везет, и это мне безразлично.

Либор родился на целых четырнадцать дней позже, чем предполагал доктор Медек. Впрочем, это была не единственная его профессиональная ошибка, но Медек своей репутации врача не придавал никакого значения. Гораздо большее значение он придавал своей репутации местного пошляка и раздувался от гордости, если удавалось вогнать в смущение дамочку, попавшую в его толстые лапы.

Мне его ошибка стоила четырнадцати бессонных ночей. Я боялся за Элишку, в то время как доктор Медек невозмутимо потягивал водку, в которую домашним способом превращал больничный спирт.

Элишка переносила беременность столь же стоически, сколь и семейную жизнь со мной. Она вдруг перестала выходить из дому, теннисную ракетку сменила на английскую литературу в оригинале, а потом, когда доктор Медек порекомендовал Элишке отправиться в родильный дом, спокойно вернула ее обратно на полки.

До того, как родился Либор, я никогда не видал новорожденных. Такими, каким впервые передо мной предстал Либор, я воображал себе новорожденных южноамериканских сапотеков [2] Сапотеки — индейский народ в Мексике. . Красную старческую рожицу, контрастирующую с белизной пеленок, я никак не мог связать с собой.

Я обескураженно передал ребенка обратно Элишке. Она, улыбаясь, с нежностью приняла его. Это было первое явное проявление чувств, которые я когда-либо у нее наблюдал.

Маленькая монахиня — сестра милосердия — пришла за Элишкой, ласково кивая головой в огромном белом чепце. Я сунул в ее крохотную ручку букет цветов, предназначенный для Элишки, и вежливо откланялся Элишкиным родителям.

Я уходил разочарованный. После первой, двухнедельной разлуки с Элишкой я радовался, предвкушая эту встречу. В отсутствие Элишки я почти уверовал в существование ее чувства ко мне, пусть даже по неизвестным причинам глубоко от меня сокрытого. Позабыл и об ощущении собственной неполноценности. Моя первоначальная влюбленность быстро сменилась страстью, становившейся с каждым днем все болезненней.

Эти две недели я был просто неспособен думать о чем-либо ином, кроме Элишки, а нашел ее обуреваемой нежностью к маленькому индейчику. Окажись она на Чукотке, и то не была бы более далекой от меня.

В ресторане отеля «Синяя звезда» в маленьком зальце меня ожидали коллеги. Обязательное, стандартно радостное торжество по случаю рождения продолжателя рода при таких обстоятельствах обернулось для меня отчаянной возможностью напиться. Как человек неопытный в пьянстве, я во время застолья пил все, что попадало под руку, и отведал — сверх того — безобразного пойла доктора Медека. Он постоянно носил его с собой в плоской карманной фляге.

На следующий день я проснулся в полдень в гостиничном номере, весь перемазанный рвотой, во рту мерзкий вкус, будто я отужинал содержимым выгребной ямы и запил это серной кислотой.

Переживание было столь впечатляющим, что с того дня я не притрагиваюсь к алкоголю.

Через десять дней Элишку выписали из родильного дома. К этому времени сияющая от счастья пани Пшеворова навела в нашей квартире сверкающую чистоту. В углу спальни появилась кроватка, сохранившаяся с Элишкиного младенчества, готовая теперь принять нашего с ней сына.

Через полгода маленький краснокожий старичок превратился в здорового, вечно орущего младенца. Вскоре в своей обычной сдержанной манере Элишка дала мне понять, что моя роль в ее спальне окончена.

Не могу сказать, что факт отлучения от ложа был мне так уж неприятен. Я настолько жаждал Элишку, что готов был жить рядом с ней в пожизненном целибате, ценой одной лишь уверенности, что она меня любит.

Без этой уверенности тоже.

Моя страстная влюбленность никак не сказалась на Элишкином отношении ко мне. Она все так же смотрела своими влажными зелеными глазами куда-то сквозь меня и тем не менее стала иной. Перемену совершил Либор. Тот факт, что Элишка — обыкновенное человеческое создание со всеми положенными ему нормальными эмоциями, очень и очень обнадеживал меня. Я искал путей к Элишке через нашего сына.

Это оказалось не таким уж трудным, когда Либор из грудничка превратился в неуклюжего ползунка. Я полагался на тайную мечту всех матерей иметь необыкновенно здоровенького ребенка с исключительным интеллектом. По опыту общения с матерями своих учеников я пришел к выводу, что каждая родительница подвержена idée fixe, будто ее дитя шутя станет перескакивать через два класса и, получив специальное разрешение, сдаст экзамены на аттестат зрелости, намного опередив своих сверстников.