Разрезали огурец — а там морковь,
Разрезали морковь — а там карандаш,
Разрезали карандаш — а там игла,
Разрезали иглу — а там «ой»! Страшно даже сказать!
Обратно все сложили.
Закрыли! Будто не разрезали!
…Одна японская девушка была очень красивая и иногда могла превратиться в журавля, а из журавлиных перьев могла выткать ковер.
Всем очень нравились эти ковры.
Один человек полюбил девушку и ее ковры полюбил.
Однажды ковров долго не было.
— Как бы я хотел иметь красивый белый ковер! — сказал человек девушке.
Так появился ковер, а девушки не стало.
…Одна девушка была очень красивая и иногда могла стать луной или маленькой звездочкой.
Всем очень нравилась красивая желтая луна на небе или маленькая звездочка.
Один человек полюбил девушку, и луну, и звездочку полюбил.
Однажды луны долго не было.
— Как бы я хотел сейчас увидеть на небе луну или хотя бы маленькую звездочку! — сказал человек девушке.
Так на небе появилась луна, а девушки не стало.
…Одна девушка могла иногда сочинять сказки.
Всем очень нравились ее сказки.
Один человек полюбил девушку и сказки ее полюбил.
Однажды сказок долго не было.
— Как бы я хотел сейчас услышать сказку, длинную, красивую! — сказал человек.
Так появилась сказка, а девушки не стало…
Разрезали арбуз, а там кто-то сидит, красит…
Семечки арбуза — в черную краску,
мякоть арбуза — в розовую.
Половину уже выкрасил. Половину не успел.
— Ты уродлива, — сказал человек черепахе, — и голова твоя уродлива, и спина, и лапы…
— Да, — сказала черепаха и умерла.
И стала пылью, дождем, цветком, тяжелой луной на небе, тяжелым камнем на дне… Но никогда-никогда не стала человеком. Не захотела…
Одну гусеницу спросили, кем она раньше была.
— Поездом, — сказала гусеница. — Я была поездом. Однажды навстречу мне — тоже поезд. Испугалась я, сжалась и гусеницей стала. Я думала, он тоже испугается, тоже гусеницей станет, а он так поездом мимо меня и проехал.
— Гусеница-гусеница, зачем тебе полоски, и серые, и зеленые?
— Когда я на деревьях — то зеленая, когда на земле — то серая…
— Тигр-тигр, зачем тебе полоски, красные и черные?
— Два тигра во мне: один красный, другой — черный, один — солнышко любит, а другой — ночь!..
Сидело зернышко в земле. И сидело оно там, ничего не ведая. И вдруг кто-то — р-раз! р-раз! — холодной водой за шиворот. Обиделось зернышко, вверх полезло: кто это там холодной водой за шиворот?..
Лезло, лезло — ой! Что это такое? Что это такое — и светлое, и большое, и теплое? И как это называется, и где это кончается, и неужели опять будет темно?..
Две рыбки плескались в ведерке: одна рыбка с воображением была, другая без.
Та, которая с воображением, смотрела на зеленое, измазанное краской дно ведерка и думала: «Это дно морское, это водоросли зеленые…» А другая смотрела и думала: «Вот попалась… скоро нож…»
И правда скоро нож появился, острый, блестящий, завертелся, закружился над ними…
— Меч! Рыба-меч! — испугалась первая рыба да как шарахнется, как выпрыгнет из ведерка — прямо на подоконник, прямо вниз с пятого этажа, прямо — в бассейн, который стоял внизу! А посреди бассейна лягушка сидела, каменная, и никак квакнуть не могла. Вот хочет — и никак. И вдруг кто-то — бух! Кто-то с пятого этажа — бух! Прямо рядом — бух!
И лягушка сказала: «Ква!» Она бы хотела сказать длинно, она бы хотела сказать: «Рыба, я вас уважаю, рыба. Я уважаю рыб, которые прыгают с пятого этажа, если им надо в воду…» Но она сказала: «Ква!» И рыба вильнула хвостиком, будто все поняла… А в это время другой рыбе хвост отрубили, голову отрубили, косточки перемыли, съели да еще сказали:
— Разве одной рыбой наешься?
Была зима. Вышел из лесу медведь и пошел по снегу к проруби. Наклонился, посмотрел в воду: «Какой я большой!»
Вдруг выстрел раздался. «Все равно большой», — сказал и упал.
Пришла вторая зима. Вышел из лесу другой медведь и пошел по снегу к проруби. Наклонился, посмотрел в воду: «Какой я большой».
Вдруг выстрел раздался. «Маленький я — не большой», — сказал медведь и упал…
На третью зиму вышел из лесу маленький медвежонок и пошел, играя: «Где здесь рыбки?» Наклонился над прорубью. Выстрел! «Значит, нет рыбок… Обманула мама…» — удивился он и упал.
Читать дальше