— Господи, а мне-то каково все это слушать?
Кончилось тем, что я же ее и утешал, — как Карлейль Милля.
— Ничего, Дженнифер, я знаю, что вы не виноваты…
Но все-таки эта история несколько выбила меня из колеи. Мне увеличили дозу антидепрессантов, и я еще больше поправился. Года два я почти не вылезал из комнаты — сидел уставившись в маленький телевизор, который мне прислал Стеллингс. Спасибо Господу за телевидение, фильм «Обратный отсчет» и региональные новости.
Джулия навещала меня только раз, еще в предварительном заключении. Она рассказала, как мама умирала от рака.
Мы сидели за столиком в комнате свиданий, друг против друга. Под надзором охранников и парочки соцработников.
— Мама просила передать, как она тебя любит, Майк.
— Спасибо. Умирала тяжело?
— Не так уж чтобы очень. Ей давали обезболивающее. В особой палате, называется «комната с видом на закат». В больнице.
Я кивнул.
— Как тебе живется, Джулз? Одиноко, наверное, да?
— Ничего, все нормально.
— Остались только ты и я. Из нашей старой банды. А если учесть, что меня могут вообще не выпустить, считай, ты совсем одна.
Джули посмотрела на свои стиснутые кулаки, лежавшие на столе.
— Мама в курсе была, что я во всем признался?
— Да.
— И что она об этом думала?
— Сказала, что ты теперь для нее как чужой. Что когда-то ты был частью ее. Когда был ребенком, маленьким. Ее плотью и кровью. На самом деле был, ну… как это… как бы ею самой… как бы, ну…
— Понятно.
— И еще — что ей кажется, тот мальчик умер или потерялся, сбился с дороги.
Я вцепился пальцами в край стола.
— Сказала, если бы ей сейчас пришлось с тобой встретиться, она бы тебя не узнала.
Я сглотнул.
— Понятно. Она права, конечно. Она даже сама, возможно, не понимала, насколько она права.
— Прости меня, Майк.
— Ты ни в чем не виновата. — Я задумался. — Знаешь, Джули, не стоит тебе больше ко мне приезжать, куда бы меня ни отправили. Пришли открытку на день рождения, и все. А в остальном просто выкинь меня из головы.
Я надеялся, что и про открытку она забудет. Каждый апрель до скончания веков получать котика в корзинке — о боже.
Джулз прикусила губу, не решаясь поднять глаза.
Я улыбнулся:
— У тебя есть парень?
— Угу.
— Выходи за него. Будь счастлива. Роди детей.
Она молча кивала.
— Джули, все у тебя будет хорошо!
— Майк!
Оправившись от разочарования, что меня так и не выпустят, я по-иному взглянул на собственную жизнь. Не написав ни строчки с начала девяностых, теперь я то и дело брался за перо, чтобы набросать одну-две мысли. Наступило какое-то прояснение.
Например, с Бейнсом. Теперь я все отчетливо помнил и понимал. Убивать я его не собирался, но покалечить — да: хотел переломать ему ноги. Знал, что он часами отрабатывает удар по воротам на дальней игровой площадке. В последнем семестре расписание у выпускников свободное — тренируйся хоть дотемна. Чтобы запутать следы, я подошел со стороны магазина, куда заглянул, отыграв в регби, и стал ждать. Мостик через ручей, разделявший две большие спортивные зоны, был бетонный, с перилами из железных труб. Поблизости от моста я увидел обломки бетона (грубого, с торчащими камнями) и ржавый обрезок трубы. Я спрятался под мостом, дождался чирканья по нему бутсов и наскочил сзади с трубой. Бейнс упал с моста, я снова поднял железяку и со всей силы шарахнул ему по голени. Раздался хруст. Тут я подтащил Бейнса к краю моста и повозил его раненым затылком по зазубренной глыбе бетона. После чего, выкинув оба орудия в ручей, потрусил в сторону главного корпуса. Бейнс громко стонал за моей спиной, и я понимал, что его скоро найдут. Доктор Бенбоу осмотрит его, как всегда не особо вникая, и даст понять, что парень только время чужое отнимает. Нога хорошо срослась, и Бейнс даже смог через несколько недель поехать на экзамены в Оксфорд. Чего я не знал тогда, так это насколько сильно я повредил ему голову. Вообще-то я ударил его не один раз, и не без удовольствия. О чем умолчал в «дневнике/исповеди», как называл мои записи доктор Эксли, — вдруг кто увидит.
Насчет Гудрун Абендрот все сложнее. Время, проведенное в Лонгдейле, помогло мне, как я уже сказал, отчетливо припомнить эпизод с Бейнсом. Я даже ощущаю что-то вроде вины перед его осиротевшими детьми, хотя понимаю, что без него им куда лучше. Но фрейлейн Абендрот — совсем другое дело.
Если попросту, я до сих пор не знаю, убил я ее или нет, и самый факт моего незнания убеждает меня — больше, чем Бейнс, даже больше, чем Джен, — что в Лонгдейле мне самое место. Я пошел за девушкой, похожей на нее, после концерта Грэма Паркера, до самого ее жилища на Турней-роуд. Об этом я в свое время писал. Позже я отчетливо вспомнил, что возвращался туда как минимум еще раз. Опять пошел за ней. Она зашла в паб «Петух» на Норт-Энд-роуд, я тоже. Уселся поодаль, стал разглядывать. По идее, зачем мне было ее убивать, ведь я ее даже не знал?
Читать дальше