Себастьян Фолкс - Энглби

На мой взгляд, мы имеем дело с шизоидным расстройством личности (по классификатору DSM-III) с элементами нарциссизма и социопатии. Понимаю, что это осложняет картину для суда, однако отмечу, что согласно последним данным, полученным из специализированной лечебницы в Бродмуре, только два процента пациентов с личностным расстройством имеют первичный диагноз ШРЛ.

Тем не менее у 80 % лиц, находящихся на принудительном лечении, в качестве основного диагноза выявлено психопатическое или неспецифическое РЛ. Причем последняя статистика свидетельствует: чем более тяжким было преступление, тем сложнее выглядит диагностическая картина. Поэтому не вижу оснований не включить в эту более общую категорию и Энглби.

Несмотря на утверждения обследуемого, я вовсе не уверен в том, что им совершено нападение на однокашника, последствия чего спустя много лет могли привести к его преждевременной смерти. Не уверен я и в том, что он причастен к убийству немецкой гражданки, проживавшей в Лондоне. На данный момент криминалистические улики отсутствуют: тело жертвы было переправлено в Германию самолетом и кремировано.

Полагаю, пациент убежден, что несколько преступлений дают ему больше шансов в суде на признание ограниченно вменяемым.

(Филиппа: следующая часть сугубо техническая. Если мало времени, оставь на потом, возможно, я еще буду ее править.)

Винникотт (1965) отмечает, что всплеск экстремальной агрессии происходит в тот момент, когда депривированная личность отчаянно пытается вернуться к мгновению до того, когда депривация вынудит его прибегнуть к патологическим защитным механизмам. Это мгновение надежды: утверждая нечто вопреки уже укоренившемуся шаблону, личность еще способна что-то принять извне.

Вообще-то там было еще шесть страниц вот такой ахинеи, но вас я от нее избавлю. Старина Эксли вообще любит сослаться на прежних мозгоправов, преимущественно американских, — видимо, пытается призанять у них веса и солидности для своих дилетантских рассуждений.

Во всей этой мути было лишь несколько светлых пятен. (Даже сломанные часы дважды в сутки показывают точное время.)

Вот эти более-менее внятные фрагменты.

Специалисты сходятся в том, что ярость тесно связана со страхом разоблачения, стыда и нарциссической травмы. Она по сути является защитной реакцией. Потенциальный аннигилятор сам должен быть аннигилирован (Кохут, 1972). Тут важно подчеркнуть, что уничтожить стремятся не сам объект, а ту угрозу, которую он несет выдуманному «я».

Насилие при защите своей идентичности, над которой нависла потенциальная катастрофическая опасность, всегда включает гендерные и сексуальные мотивы, чаще всего — страх быть уличенным в сексуальной несостоятельности (настаивают американцы Бромберг, Абрахамсен и др.).

В данном случае также уместно понятие «диссоциативного убийства»: убийца совершил его в измененном состоянии сознания, не отдавая себе отчета в собственной мотивации. Убийство происходит в момент тотальной «дезинтеграции эго».

Термин пугающий и трудноопределимый. Однако у Энглби в двух или трех местах описано подобное состояние, наступающее под воздействием сильнейшего стресса, напр.: «когда ты сам рассыпаешься на молекулярном уровне, ощущение необычное».

Энглби говорит о сохранившихся в памяти разрозненных «кадрах», что также указывает на диссоциацию. (Полная амнезия при подобном механизме защиты маловероятна, она возможна только при механическом повреждении мозга либо неврологических нарушениях, чего в нашем случае нет.)

О диссоциации свидетельствует и поведение пациента после совершенного преступления. Энглби не чувствует раскаяния, его настолько переполняет чувство облегчения, оттого что источник опасности для эго ликвидирован и можно перевести защитные системы в нормальный режим, что места для других эмоций просто не остается.

Это прямиком отсылает нас к Фрейдову «принципу постоянства», согласно которому психика склонна возвращаться к минимальному уровню возбуждения и стремится избавляться от эмоций, нарушающих ее равновесие. Возвращение в состояние равновесия вызывает сильнейшее чувство комфорта — хотя за ним может последовать и раскаяние.

Американский психоаналитик Бромберг (1961) утверждает, что эксплозивные убийства обычно связаны со страхом оказаться несостоятельным при сексуальном контакте. Нетрудно понять, что для нарциссической личности Энглби подобный страх мог стать переломным моментом. Фраза Аркланд «Я на все согласна», возможно, стала для нее роковой. Руотоло (1968) делает еще более поразительные выводы: «Некоторые личностные ценности в этот момент представляются дороже даже человеческой жизни… Этот уникальный образ самого себя должен быть сохранен во что бы то ни стало».