Сергей Магомет - Сильные впечатления

— Пару раз я звонила.

— Так что же?

— Мне объясняли, что ты выехала на задание. То брать интервью у какогото террориста, то на какуюто пресс-конференцию. Предлагали даже, чтобы я продиктовала тебе записочку.

— Ты всетаки злишься и мучаешь меня, — сказала Маша.

— Злюсь — не злюсь. Разве теперь это имеет значение? — иронично откликнулась Катя. — Может, я на себя злюсь! Такой дуры, как я, еще поискать.

— Я тебя не понимаю…

— Я сама себя не понимаю. Что мне всегда больше всех надо было? Я только и разрывалась на части, чтобы вам всем было хорошо!

Машу задели ее слова.

— А я, потвоему, не хотела, чтобы всем было хорошо?

— Ну да, ты хотела! — усмехнулась Катя. — Поэтому ты всегда делала только то, что хотела. На остальное тебе было наплевать… А я, дура, одна расхлебывала!

— Но ведь я всегда звонила тебе и маме! Спрашивала, как у вас дела. И вы отвечали, что все хорошо, прекрасно…

— Ага, тебе, конечно, не о чем было волноваться. Тебя и так любили.

— Это менято любили? — изумилась Маша.

— Не меня же! — ревниво проговорила Катя.

— Что ты говоришь! — возмутилась Маша. — А ты вспомни: что бы ни случилось, всегда считали меня виноватой! Даже если всем было очевидно, что виновата ты, то вину все равно перекладывали на меня.

— Ах, бедняжка! Ты хочешь, чтобы я тебя пожалела? — холодно сказала Катя. — Какая ты несчастная, ты достигла всего, чего хотела!

— Боже мой, неужели ты мне завидуешь?

— Как тебе не завидовать, ты же у нас звезда!

— Ты что, серьезно, Катя?

Маша бросилась к сестре, чтобы обнять ее, но та инстинктивно отстранилась. Знакомый жест матери. Катя и сама это заметила, и ей стало неловко. Она смущенно улыбнулась и сама протянула руку Маше.

— Я забыла, что нам некого больше делить. Прости!

Обе сестры обнялись и всплакнули.

— Ты мне так нужна! — прошептала Маша.

— Ладно, — примирительно сказала Катя, — мы всетаки сестры.

После полудня, дождавшись, когда отшумит короткий летний ливень, сестры уселись в машину и Григорий повез их в похоронную контору на Ваганьковском кладбище. С собой у них была мамина фотография. Когда Григорий звонил в контору, ему велели прихватить с собой какуюнибудь фотографию покойной. Если, конечно, они будут заказывать гримера.

Предстояла тягостная погребальная волокита.

Машина остановилась перед желтой каменной оградой. На площадке перед тяжелыми кладбищенскими воротами было пусто и скучно. Сколько раз Маше доводилось бывать здесь со своей телевизионной группой на похоронах известных политиков, предпринимателей, мафиози и журналистов! Раз за разом это место начинало напоминать ей огромные декорации, в которых разыгрывали финалы пьес — будь то трагедия или фарс. Авторы, режиссерыпостановщики и актеры менялись, но декорации и массовка оставалась прежними… И вот теперь она вдруг оказалась здесь не в качестве зрителя и увидела, что ограда, ворота, церковь — вовсе не декорации, а самые настоящие. Ей предстояло хоронить маму.

Внутренний интерьер бюро ритуальных услуг, расположенного в каменном флигеле, не оставлял в душе места другим чувствам, кроме ощущения смерти. Повсюду венки, гробы, ленты, покрывала и прочее. Несмотря на то, что за окнами сверкал летний день, здесь был разлит холодный электрический свет.

Григорий сказал пару слов администратору, и тот расплылся в сочувственной улыбке, все видом выражая готовность услужить богатым клиентам. Он повел их в другое помещение, свой офис, где они могли сделать свой выбор — американский гроб, мальтийский мрамор, ограду чугунного литья и тому подобное.

— Примите, пожалуйста, мои самые сердечные соболезнования, — сказал администратор, когда они расселись в мягких креслах. — Позвольте узнать, кого из вас постигло это ужасное несчастье — потеря близкого человека?

Вероятно, подобный вопрос вызван исключительно профессиональным интересом, однако Машу от такого вопроса почемуто покоробило. К тому же, вот уже больше двух часов на нее то и дело нападала нервная икота. С того самого момента, как на Патриаршие приехали санитары, чтобы забрать тело матери в морг. Они без лишних слов переложили тело, подхватив под мышки и за ноги, на складные носилки и исчезли, так что Маша даже не успела еще раз всмотреться в родные мамины черты, еще не слишком искаженные смертью. Она икнула и посмотрела на сестру.

Лицо у Кати сплошь опухло, глаза заплыли от слез, и вообще она выглядела так, словно ее сутки вымачивали в огуречном рассоле.