Лана Барсукова - Любовь анфас

Для себя он вывел простую философию: есть Сатины, а есть Сизифы. Сатины вечно ищут работу, которая им приятна, часами трындят про свою нереализованную креативность и нераскрытый потенциал. Во всем виновато, разумеется, государство, с которым им не повезло. Они умные и бесполезные люди. Толку от них нет. А Сизифы не спрашивают, что, зачем и почему. У них есть своя глыба и есть вершина, на которую эту глыбу надо затащить. И это весь их мир. У них получается только толкать камень, но не выходит его там закрепить, их труд бесконечен и тяжел. Но они честно трудятся, хотя и без результата. Шахта представлялась Сергею скопищем Сизифов. Он их жалел и уважал, а Сатиных ненавидел. Однако и Сизифом быть не хотел.

А чего хотел? Он не знал. Но в студенчестве так легко откладывать серьезные вопросы на потом. Отсрочка серьезных решений – это самый большой дар, который преподносит человеку молодость.

Пока Сергей воевал с серьезными науками, у него выработался жесткий график, привычка читать, не покладая рук и не смыкая глаз. И по мере того как точные науки выкидывали белые флаги, стало освобождаться время. Он заполнил его новыми книгами. Появились Ницше и Шпенглер, Бердяев и Флоренский. К ним добавились Толстой и Тургенев, Чехов и Куприн. Серега с удивлением обнаружил в них красоту и мощь. Несчастная русская словесность, отравленная воспоминаниями об уроках литературы, была реабилитирована. Эти книги пробили брешь, и в образовавшийся пролом потекли другие книги, авторы, идеи. Сергей соскочил с иглы математики. Мир стал объемным и каким-то уж очень сложным, не подлежащим исчислению. Но зато загадочно-многомерным и заманчиво цветным.

Он думал, что контролирует этот процесс. Что это всего лишь книги. Они могут скользить по поверхности его разума, развлекать и изумлять, давать пищу для размышлений – не более. Но книги были подобны бацилле, которая, не проявляясь до поры до времени, подтачивала его прежние убеждения и формировала новые желания.

Сергей понял, что недооценил свой книжный запой, когда, словно наблюдая за собой со стороны и удивляясь себе, выбрал специализацию – горное дело. Внутри двинулся огромный пласт, как огромная льдина, сметающая на своем пути прежние обещания держаться подальше от шахты. Тонюсенькие и хилые странички книг оказались мощными жерновами, перемоловшими его. Он выбрал быть рядом с Сизифами, обреченными на нескончаемый труд. Чтобы подхватить камень на вершине горы.

Личная жизнь Сергея была его личным делом. То есть он периодически впускал в свою кровать стройные женские тела, некоторым даже позволялось хранить косметичку в его прикроватной тумбочке. Но недолго. Тумбочка была маленькой, а кровать узкой. Сергею это быстро надоедало. И как только женское тело начинало намекать, что к нему прилагается еще и душа, которая страдает, чего-то там хочет и на что-то надеется, наступал конец. Тело вместе с душой получало отставку.

К тому же он ведь жил не один в общежитской комнате. В очереди стояли три соседа: Леха, Петька и Паша. И все периодически переживали микророманы. Система оповещения была незатейливой, но работала безотказно. Если приходишь с занятий, а на дверном косяке лежит пустая пачка «Явы», то это условный знак, который означает: «Простите, ребята, но сегодня вы тут не живете». Ребята все понимали, матерились, но не вслух, чтобы не сбить романтический настрой по ту сторону двери. И шли уплотнять соседей. В ответ соседи периодически уплотняли Сережину комнату. Так и жили.

Когда их соседа Пашку отчислили по итогам сессии, Серега понял, что могли чувствовать жильцы коммуналки, провожая соседа в долгий путь. «Меньше народа, больше кислорода», – такая детская присказка могла родиться только в стране, где многие поколения выросли в коммуналках с одной уборной в конце длинного коридора. Но Паша был свой, проверенный боец, совладелец пустой пачки «Явы», и ребята решили: в тесноте, да не в обиде.

Отчисленный Паша продолжал жить студенческой жизнью, как будто ничего не изменилось. Он жил в общежитии, ходил на студенческие дискотеки, курил на лестничных клетках общаги, складывая окурки в банки от кабачковой игры, подсунутые под батарею. И даже горячо поддерживал тех, кто считал, что теория вероятности с высокой вероятностью взрывает мозг. Словом, оставался нормальным студентом. Только на занятия уже не ходил. Освободившееся время от тратил на обустройство быта их общежитской коммуны. Научился готовить постные борщи без мяса, по поводу чего любил повторять: «И деньги, и здоровье экономим». Хотя Сергей подозревал, что деньги тут играют главную роль. Их здоровью мясо явно бы не повредило.