На Пашиной свадьбе, проведенной в институтском клубе молодежных инициатив, собралось много народу. Кроме икры и самогона, было полно разной еды. Свадьба игралась в складчину, студенты дарили ветчину и шпроты. Ну и так, в дополнение к ветчине, разные чайники и плошки. Родители Паши на свадьбу не пришли. Оно и к лучшему. Подвыпившие студенты вели не вполне политкорректные разговоры, и Паше было бы неудобно перед отцом. А так все прошло весело и громко.
Серега не очень любил веселую громкость студенческих сборищ. Он был искренне рад за Пашу, что у того есть жена, а скоро будет и ребенок. И еще больше был рад за себя, что у него ничего подобного нет и не предвидится.
* * *
Серега продолжал практиковать пустую пачку от «Явы», вклиниваясь между растущими аппетитами Лехи и Петьки. Он дорожил этой пачкой, убирал ее в свою тумбочку, стряхивал с нее пыль и даже обернул скотчем, чтобы не истрепалась. И категорически пресекал попытки друзей заменить ее на более дорогую и яркую пачку «Мальборо». Эта «Ява» была талисманом, символом пустоты его сердца. Он туда никого не впускал.
Между тем Паша с Люсей обживали выделенную комендантом из «личного фонда» крошечную комнатушку, которую им на свадьбу подарили Серега, Леха и Петька. Подарок обошелся им недешево. Комендант потребовал заменить натуральный оброк денежным, что говорило о возросшем уровне его экономического сознания. В этой комнате округлый живот Люси едва помещался. Кроватку ребенку некуда было поставить, и молодые решили соорудить колыбель, прицепив ее к потолку. Паша с искренней радостно рассказал родителям о таком чудном эргономичном решении. Он сказал и забыл, пошел варить свой постный борщ.
А его мать, Вера Самойловна, не забыла. Она проплакала всю ночь, представляя, как люлька падает с потолка. Ведь закреплять ее собирался сам Паша. Люлька представлялась деревянным корытом, как в фильмах про дореволюционное прошлое. Самое страшное, что это корыто могло задеть спящего Пашу и даже разбить ему нос. Про содержимое люльки почему-то не думалось.
Наутро Вера Самойловна поставила перед Иваном Фомичем новую задачу – вернуть Пашу и Люсю с животом в лоно семьи. Незамедлительно. Партийный босс и сам в глубине души страдал от семейного разлада, тем более что на знаменах его партии крупно цвели слова про семейные ценности, но он не хотел идти на поклон к строптивому сыну. Решено было послать на переговоры Свету, Пашину сестру, которая, в отличие от брата, достойно представляла своих породистых родителей. Для успешности миссии ей в дорогу купили тортик, который должен быть сыграть роль трубки мира.
* * *
Сергей увидел Свету, когда та, обремененная тортом, поднималась по обшарпанной лестнице общаги. Она шла ровно по центру, чтобы не касаться ни лестницы, ни перил. И Сергею пришлось посторониться, плотно прижавшись к стене. В долю секунды он заметил нацарапанное на стене матерное слово и был рад заслонить его от этой странной гостьи. То, что Света – гость, было очевидно. Слегка изумленный взгляд, едва тронутые брезгливостью губы, напряженные и скованные движения чужака, ожидающего разоблачения и подвоха, и вместе с тем любопытство и удивление, придирчивое разглядывание нового для нее мира – все это выдавало в ней нездешность, отчетливую потусторонность. И Сергею захотелось представить свой мир более презентабельным, хоть матерное слово прикрыть.
Впрочем, это он потом, минутой позже, придумал себе такое объяснение, чтобы унять беспокойство от несвойственной ему поспешности, даже суетливости, с которой он шарахнулся к стене, уступая девушке дорогу. Это было объяснение, которое выдерживало проверку разумом, но опрокидывалось чувствами. Внутри противно сипело: «Не-е-ет, не то, не обманывай себя». В его поспешном жесте было что-то не свойственное ему, какое-то пораженчество, намек на капитуляцию.
Девушка поднималась вверх, а Серега спускался вниз. На улице он постоял, словно прислушиваясь к себе, и решительно закурил. Нет, курить совсем не хотелось, но Сергей себя заставил. Потому что хотелось совсем неправильного и ненужного ему: стоять и вспоминать едва уловимый аромат, исходивший от девушки. Этот аромат словно привязался к Сереге, окутал его облаком. Как будто он в скафандре, и в шлем, напоминающий круглый аквариум, закачан этот запах.
Обычно Сережины девушки пшикались духами прямо перед свиданием или даже в его присутствии. Это был удар по его носу, но он терпел, потому что жалел. Ведь что может быть жалостливее, чем излишне надушенная девушка?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу