Захария Станку - Как я любил тебя

— Погоди, Веве. Кажется мне, еще чего-нибудь произойдет.

— Мало тебе всяких происшествий?

— Всегда мало будет. Жизнь, Веве, если в ней ничего не случается, совсем безвкусная.

Восходит огромная оранжевая луна. Лик у нее немного кривоватый. Все поле залито светом. Звезды меркнут. Офице Пал снова закуривает цигарку.

— Значит, ты решила ничего отцу не говорить?

— Он же убьет меня. Подождем немного.

— Ты меня любишь?

— Сам видишь, что люблю.

— Встретимся завтра вечером?

— Нет, не встретимся. Пока не возьмешь меня в жены, встречаться не будем.

— Два погона земли в приданое — и я тут же возьму тебя.

— А иначе не женишься на мне?

— Не женюсь, Маргита. Если я возьму тебя без земли, как мы будем жить?

Оба молчат. Луна поднимается вверх. Она глядит на Офице. Глядит на Маргиту. Смотрит на нас. Увидев меня, качает головой. Говорить она мне ничего не говорит. Только с лица у нее исчезает румянец, и оно желтеет. Желтеет, как лимон. Кривой Веве шепчет:

— Ну и дурачина же Офице Пал!..

— Почему ты его за дурака считаешь? Я совсем так не думаю.

— Если ему нужна земля, то не над Маргитой нужно было ему посмеяться. Получит он землю от Ариона Гончу, когда у того ладонь волосами обрастет. Да и тогда не получит.

— Над кем же ему нужно было насмехаться, по-твоему?

— Да над старшей из малявок Иордана Дамана. Из этого скопидома, братец ты мой, если его прищучить как следует, можно вытрясти и три погона земли, отару овец и двух-трех волов в придачу.

— Пожалуй, ты прав, Веве.

Девушка смотрит на луну. Ей стыдно, и она закрывает лицо руками. Луна склоняется к ней и гладит ее по голове. Маргита удивляется, что луна не бранит ее, и вновь принимается плакать. Она вздыхает, всхлипывает. До нас доносятся ее причитания:

— Офице, Офице, если отец узнает, он же меня убьет! Офице, он ведь убьет меня. С матерью я как-нибудь договорюсь, но отец, если узнает, убьет. Никто не должен знать, Офице. Никто ничего не должен знать.

— Держи язык за зубами. Будешь держать язык за зубами, ни одна тварь не узнает.

— А ты… Ты не будешь похваляться?

— Я не из таких. У меня рот на замке.

— Не увидел бы нас кто…

Офице Пал смеется.

— Кто может нас увидеть? Ночью в поле никто не бродит.

— А луна…

— Она молчит.

Оба встают. Парень, еще не утоливший своей любви, обнимает девушку за талию. Она кладет голову ему на плечо. Прижимается к нему. Оба сливаются в одну большую тень и идут прямо на нас. Что-то говорят, но что — этого мы уже не слышим.

Кривой Веве шепчет:

— Бежим, Дарие.

— Поздно. Если будем лежать неподвижно, они пройдут мимо и не заметят. А если побежим, Офице бросится за нами с ножом.

Я молчу. Молчит и Кривой Веве. На станции гудит паровоз. Идет товарный поезд. Девушка говорит:

— Уже поздно. Мне домой нужно. Завтра с утра пойдем в Сайеле землю пахать.

— Совсем не поздно. До полуночи еще часа два.

Действительно, до полуночи остается еще два часа. Об этом свидетельствует товарняк, фырчащий на подъеме к Руши-де-Веде. Из паровозной трубы, словно красные пчелы, вылетают искры. Ветерок дует на них, тушит, разгоняет в разные стороны. Наше село Омида спит глубоким сном. Только поле не спит. Скрипят кобылки. Слышны и цикады, они настраивают свои скрипки. Парочка останавливается. Девушка спрашивает:

— А эти парнишки — что они здесь делают, чего им надо?

— Спят, — отвечает Офице Пал. — Дрыхнут без задних ног.

— Нет. Сдается мне, что они притворяются. Они все видели. Все слышали. А теперь прикинулись, будто спят.

Девушка застыла на месте. Парень делает шаг в нашу сторону. Словно заяц, я выскакиваю из травы и пускаюсь наутек. Так и сверкают мои голые потрескавшиеся пятки. Кривой Веве тоже пытается удрать. Но не успевает и вскочить, как Офице Пал сгребает его за шиворот. Схватив его за шиворот, он тут же дает ему подзатыльник.

Я удираю со всех ног. Не слыша за собой погони, я останавливаюсь. От меня до них долетит камень, если выстрелить из рогатки.

— Говори, чего вы здесь делали?

— Спали. Мы давно пришли сюда поле проведать. Устали. Улеглись на траву отдохнуть немножко. Ну и заснули.

— А вы не пришли сюда за нами подглядывать?

— Да что ты, нене!

— И вы ничего не видали?

— Не видали.

— И ничего не слыхали?

— Как не слыхать — слыхали.

— Так чего же вы слыхали?

— Слышали, как паровоз гудел на станции. Когда я услыхал паровозный гудок, я проснулся. Потом я слышал, как поезд тронулся и застучал.