Захария Станку - Ветер и дождь

Лошадка слышала, но ответить не могла. Она с трудом пробиралась по ухабистой дороге, покрытой толстым слоем грязи. Вместо ответа она тихо и ласково заржала, и я нежно погладил ее по холке. Вдруг я почувствовал, что она вздрогнула, повела боками и навострила уши. Я прислушался. Дорога резко сворачивала вправо, так что я ничего не мог увидеть, но, услыхав тревожный топот копыт, понял, что навстречу мне кто-то едет, даже не один, а, судя по всему, несколько всадников. Вскоре я услыхал резкий крик:

— Держите!.. Держите их!..

Не зная, кто кого преследует, я решил на всякий случай принять меры предосторожности. Лошадь стала, повела боками и замерла. Я слез с нагретого скользкого седла, отвел лошадь к обочине шоссе и стал осторожно оглядываться. Лошадь стояла, вскинув уши, как будто тоже чувствуя, что нас подстерегает опасность, и тоже внимательно глядя куда-то вдаль. И я снова заговорил с ней, но уже шепотом:

— Спокойно, моя лошадка, стой спокойно. И не пугайся, что бы ни случилось… Не пугайся, моя лошадка!

Что бы ни случилось, мы как-нибудь справимся…

Я приготовил пистолет. Холодный ветер ударял мне теперь в бок. И вдруг я увидел всадников. Они выскочили из-за поворота и неслись прямо на меня. Впереди скакал бородач в монашеской рясе, припав головой к шее своего коня, а за ним еще один человек, в котором я без труда узнал Босоанку. Нетрудно было узнать и тех, кто его преследовал. Это были Гынжи, человек пять-шесть, все верхом на маленьких горных лошадках, потемневших от горячего пота.

Увидев меня, Босоанка и отец Калистрат Грэмада — теперь я узнал и его, вернее, догадался, что это он, — по-видимому, предположили, что натолкнулись на засаду, и, осадив лошадей, круто свернули с дороги. Они сделали попытку подняться по склону холма, но лошадь отца Калистрата не выдержала, поскользнулась, рухнула на колени и вдруг покатилась назад, на дорогу, увлекая за собой своего седока. Прежде чем он успел опомниться, два Гынжа спешились и кинулись на него с криком:

— Попался, разбойник!.. Теперь уж не уйдешь!..

Гынжи молниеносно сбили его с ног и столь же быстро скрутили ему руки веревкой. Тем временем лошадь Босоанки продолжала карабкаться в гору. Я услышал резкую команду:

— Не стрелять! Ни в коем случае не стрелять!

Это кричал один из Гынжей, уже немолодой человек с прямыми и резкими чертами лица, с тонким вздернутым носом; я обратил на него внимание еще накануне, в Урлэвынте, он уже и тогда поразил меня своим высоким ростом, а больше всего — гордо откинутой назад головой и гордым выражением лица.

— Мы должны поймать его живым!

— Ладно, не кричи! Разве ты не видишь, что я не собираюсь в него стрелять?

В воздухе что-то промелькнуло, и я увидел, как над головой Босоанки развернулся аркан. Это была простая веревка, но действовала она не хуже, чем ковбойское лассо, — в один миг петля охватила тело всадника и затянулась. Гынж, который с удивительной ловкостью бросил веревку, потянул за свой конец, и всадник свалился с лошади. Босоанка попробовал подняться и освободиться от петли, но было уже поздно. Гынжи подскочили к нему с двух сторон, скрутили ему руки и, подталкивая пинками, привели на дорогу, где уже лежал связанный Калистрат Грэмада. Один из Гынжей погнался за лошадью Босоанки, а его сородич, командовавший всей операцией, обратился ко мне и иронически сказал:

— Ты уж нас прости, товарищ, что мы скрутили их веревками. Оно конечно — бандиты тоже люди. Но вот этих двух разбойников мы сумеем доставить в Телиу только в таком виде — связанных по рукам и ногам.

— А разве я вам когда-нибудь советовал их не связывать? Я просил только не убивать никого в пути. Не надо самосуда… Вот и вся моя просьба…

Рыжий Гынж усмехнулся и спросил:

— А куда ты собрался, кандидат? В Блажинь?

— Да, в Блажинь.

— Отложи! Поезжай с нами в Телиу.

Я согласился. Гынжи — люди серьезные, в этом я уже успел убедиться. И я послушался их совета: вскочил в седло и повернул лошадь назад, в город.

Босоанка и отец Грэмада должны были идти пешком под конвоем конных Гынжей. Взглянув на арестованных, я вдруг подумал, что впервые вижу так близко отца Калистрата Грэмаду. Лицо его произвело на меня такое впечатление, что, осадив коня, я попросил своих спутников:

— Будьте добры, подведите-ка этого святого отца поближе ко мне…

Гынжи не заставили себя упрашивать и подвели Калистрата Грэмаду почти вплотную к моей лошади.

— Снимите с него клобук. Они выполнили и эту просьбу.