Захария Станку - Ветер и дождь

Замбила пыталась утихомирить жалобщиков и освободить от них комнату, в которой стало душно. Но никто ее не слушался. Окружив нас плотной толпой, цыгане продолжали наперебой рассказывать о своих бедах и забрасывать нас вопросами:

— А что будет с нами после выборов? Вы позволите нам жить по-старому и заниматься своим промыслом или будут какие запреты?

— Говорят, вы собираетесь обрить всем бороды?

— Говорят, вы заставите нас посылать ребятишек в школу? Нам это ни к чему, товарищ секретарь. Мы не хотим делать из наших детей антилегентов. Коли они сделаются антилегентами, они забудут своих родителей…

На другое утро мы покинули цыганское село. Дождь, переставший было ночью, с утра снова лил как из ведра. Ветер снова бил нам в лицо. И наши лошади снова месили ногами глубокую и жидкую грязь, покрывшую все дороги.

— И нынче дождь нас не помилует, — говорили Гынжи.

— Никак не помилует.. Ни сегодня… Ни завтра…

Когда мы наконец добрались до города, на этот раз без приключений, и подъехали к зданию уездного комитета партии, туда вскоре явился и уездный префект Бушулянга. Он приехал в новеньком «форде», поблескивающем черным лаком. Увидев нас, перепачканных с головы до ног дорожной грязью, префект удивленно спросил:

— Что с вами, товарищи? Зачем это вам вдруг понадобилось ездить по селам в такую погоду? Неужели из-за выборов?

— Вот именно, — сухо ответил Орош. — Вы угадали, из-за выборов. Только из-за выборов.

Бушулянга был грузный, нескладно огромный, короткорукий мужчина, с грубыми чертами лица, с тяжелым и властным взглядом маленьких глаз, неизменно бодрый и до наглости самоуверенный. Однако при всей своей самоуверенности он не мог взглянуть Орошу прямо в лицо. Он был типичным политиканом старой закалки, человеком, привыкшим к власти и убежденным, что его административный опыт дает ему право на власть и на высокомерие. Несмотря на то что с марта сорок пятого года в Румынии пришло к власти демократическое правительство во главе с коммунистами, Бушулянга сохранил пост префекта и даже прикидывался коммунистом.

— Выборы? — переспросил он иронически. — Эка невидаль! Неужели вы и в самом деле полагаете, что мы обязаны убедить избирателей? Это романтика, товарищи. Наивная романтика и незнание местных особенностей. Или еще хуже — ошибка, серьезная ошибка… Сколько раз я выходил победителем на выборах в этом уезде! И смею вас заверить, что я никого не убеждал и никого ни о чем не просил. Бушулянга, вот этот самый Бушулянга, который стоит перед вами, ни разу не терял ни одного депутатского мандата. Но если в прошлом, стараясь ради всяких буржуев, я всегда выходил победителем, то неужели вы думаете, что я могу потерпеть поражение на выборах сегодня, когда я стал коммунистом? А диктатура пролетариата, товарищи, — для чего она существует? Разве она не дает мне права действовать еще решительнее, чем раньше? Нет-нет, вам не нужно беспокоиться за исход выборов в нашем уезде. Диктатура пролетариата…

Орош резко перебил его:

— Будь любезен, перестань разглагольствовать о диктатуре пролетариата. О ней мы поговорим в другой раз. А теперь ты бы лучше одолжил нам свою машину — надо отвезти товарища Цигэнуша в больницу.

— Это можно, — спокойно сказал префект. — Транспортные средства находятся в наших руках. Диктатура пролетариата…

— Ладно, ладно, — снова оборвал его Орош. — О диктатуре пролетариата мы поговорим в ближайшем будущем. Я тебе это обещаю: в самом ближайшем будущем!

Бушулянга взглянул на Цигэнуша и изобразил на своем лице удивление:

— А что случилось с товарищем? Упал с лошади и вывихнул себе ногу? Или, не дай бог, сломал ребро? Нужна машина? Пожалуйста! Берите мой «форд». Охотно предоставляю его в ваше распоряжение, хотя… Вы, наверно, знаете, что машину, как и жену, не одалживают…

Мы тут же вынесли Цигэнуша на улицу, и Бушулянга сам открыл дверцы своего роскошного автомобиля.

Через четверть часа мы уже были в больнице.

Пока санитары укладывали раненого на носилки, Орош отозвал меня в сторону и сказал:

— Побудь здесь, пока я не вернусь. Надо разыскать доктора Дарвари. Так зовут местного хирурга — Дарвари… Я понятия не имею, где его искать. Но попробую.

Цигэнуш, когда его уже уложили на носилки, вдруг вспомнил:

— Надо проверить, выехал ли товарищ Лалу в скит, к святым монахам. Я просил его об этом по телефону из Шатры. Надо проверить…

Больница! Я не ожидал увидеть в захолустном провинциальном городе Телиу такую больницу. Это было добротное каменное здание, окруженное большим парком. Летом здесь, должно быть, очень красиво, но теперь деревья стояли голыми и ветер сдувал с них целые потоки брызг. Парковые аллеи были полны грязи, скамейки почернели и разбухли от дождя.