Хилари Мантел - Перемена климата

Сандре Джулиан не говорил ничего, так как понимал, что она сочтет скандал глупостью. Она ведь считала его семью зажиточной — сама так сказала.

— Да брось, — ответил ей Джулиан. — Нас, детей, четверо, и никто из нас покуда не заработал ни пенни. Мама учительствовала, но у нее начались нелады со здоровьем, и она уже много лет нигде не работает. Отец управляет благотворительным фондом, жалованье там небольшое, едва хватает, чтобы всех нас прокормить.

— Себя послушай, — посоветовала Сандра. — Жалованье. Прокормить. Вот мы с мамой точно прозябаем, никогда не покупаем того, без чего вполне можно жить. В наших планах денег вообще нет. Я узнала это выражение на уроках географии, хоть какой-то толк от них был: у нас в семье хозяйство необходимых потребностей.

— Я думал, вы гордитесь своей бедностью, — пробормотал Джулиан.

— Нет, не гордимся. Мы просто о ней не думаем. Живем, как живется.

— А что насчет пособий? — спросил Джулиан. — Другие получают.

— Думаешь, это так просто? Мама ходила по разным кабинетам, пыталась выбить какое угодно пособие. Тут не угадаешь, получится или нет. Беда в том, что ты вынуждена сидеть в приемной часами, хотя могла бы заняться чем-то полезным и заработать хоть что-то. Да еще заражаешься от других кашлем и насморком. В последний раз, когда мама ходила выяснять, ее спросили, есть ли у нее друг. Лучше уж жрать репу всю зиму, так она сказала, чем обсуждать с чинушами сердечные дела.

После дома родителей Джулиана, всегда полного гостей и их крикливых отпрысков, ферма Глассов, с ее тишиной и спокойствием, казалась избавлением от всех забот. Вот только за время отсутствия Джулиана кто-то подарил Глассам черно-белый телевизор. Теперь мать с дочерью смотрели мыльные оперы, все подряд, и обсуждали персонажей и их поступки с тем легким житейским удивлением, с каким обычно судачат о выходках знакомых. Они охотно делились своими мыслями с Джулианом, а тот покорно сидел, смотрел и предсказывал вслух повороты сюжета заодно с Глассами. Этот опыт был для него внове. Дома тоже имелся телевизор, но аппарат стоял в холодной гостиной и смахивал на обедневшего дальнего родственника, которого лучше не трогать, чтобы не погрязнуть в его сетованиях на жизнь.

Еще Глассы внезапно приобрели привычку к чтению. Однажды, когда Сандра заглянула в гости к Элдредам, Анна уговорила ее съездить в Дирхем за покупками; там, в букинистическом магазинчике, Сандра купила за двадцать пенсов книжку без обложки под названием «Миддлмарч». Глассы всякий раз упоминали «книгу, которую мы читаем», и все время твердили о Доротее — с тем же слабым интересом, с тем же легким житейским удивлением. «То-то и оно, — говорила миссис Гласс. — Когда молод, ты знать не знаешь, чем хочешь заниматься. Наломаешь немало дров, пока сообразишь».

— Жребий брошен, — отвечала Сандра.

Джулиан пребывал в растерянности. Он сам был обыкновенным географом — учился на географа до тех пор, покуда не сбежал из университета. Студенты с других факультетов уверяли, что географию изучают люди недалекие, туповатые маргиналы, выделяющиеся разве что необыкновенно крепким здоровьем. Быть может, они не преувеличивали: среди тех немногих, с кем Джулиан свел знакомство на факультете, трое или четверо признались, что хотят стать учителями, преподавать географию и физкультуру. Сам он не мог вообразить себя обучающим детей, не говоря уже о том, чтобы учить пацанов пинать мячик или лазать по канатам. Что ж, раз он крепок телом и слабоват умом, тем больше поводов сидеть дома.

Впрочем, эти доводы не очень-то подействовали на мать Джулиана. Отец же и вовсе не задавал вопросов. Неким странным образом мать сделалась как-то значимее, а отец словно отступил на задний план. «Ему на меня плевать, — сказал Джулиан Робину. — Он убедился, что доброй души из меня не получится, а в печальные истории я тоже не гожусь. И вообще, ему интересны лишь чужие чумазые дети с холщовыми сумками».

«Не спешии, это ты пока в печальные истории не годишься», — утешил добросердечный Робин.

Как-то в феврале он очутился с Сандрой в постели — наверху, где стояла большая кровать с медными шишками на поручнях. Миссис Гласс, как обычно, вязала внизу. Кровь Сандры залила простыни.

— Он сам не знает, чего хочет, — сказала Анна. — Когда я спрашиваю, чем ему хотелось бы заниматься, он сразу меняет тему.

— Он всегда был таким, — ответил Ральф. — И потом, что толку ставить перед собой четкие цели в жизни? Сама знаешь, найдется тысяча причин, по которым все пойдет не так.