София Кульбицкая - Красная верёвка

25 сентября

Привет!

Уютненько сижу на диванчике, закутав ноги в одеяльце и обложившись своими дневничками и черновичками: эдакий Мастер под всепрощающим крылышком заботливой Маргариты — бабушки. Только что она отправилась на прогулку, зацепившись попутно взглядом за мои валяющиеся на стуле джинсы и укоризненно заметив: — По-мужски брошены штаны. Только мужчины так их кладут — небрежно. Не женщины. Не девушки… — на что я, высокомерно приподняв брови, отпарировала: — У меня мужской склад ума. — Бабушка засмеялась и вышла из комнаты, закрыв за собою непослушную дверную створку.

Ох и задала же ты ей задачу своим тревожным телефонным звонком! Бедная бабушка, кажется, так и не успокоилась, перерыв свой гардероб в поисках удобоваримых («молодёжных», как выражаются пожилые люди) зимних вещей для меня и так ничего и не найдя. Беспокойство, её постоянный спутник, в этот раз окончательно выбило бабушку из реальности, лишив её возможности соображать: после пятнадцати минут напряжённых поисков она вытащила из верхнего ящика «стенки» здоровущий в два пальца толщиной, розовый шерстяной свитер пятьдесят шестого размера и предложила мне поддеть его «под низ», как она выразилась.

— Под низ чего?! — завопила я, вылупив глаза; бабушка, смущённо засмеявшись, махнула рукой на мою несчастную зелёную курточку, сиротливо висящую на вешалке, и, подумав немного, поправилась: — Сверху.

На вокзал я, кстати говоря, так сегодня и не поехала: с утра мне безумно не хотелось этого делать, особенно в такую мрачную погоду; а самое главное — меня терзала иррациональная уверенность, что эта поездка, даже если я паче чаяния, заставлю себя её совершить, будет абсолютно бессмысленной. В конце концов, так ничего и не решив, я прибегла к исконному средству людей, не желающих брать на себя ответственность за происходящее — подбросила монетку. Монетка упала орлом, сказав тем самым, что ехать не надо. Я с радостью повиновалась, положившись на русский авось.

Сейчас в комнату вошла вернувшаяся с прогулки бабушка и воспела мне бурный дифирамб, причина которого стала ясна мне не сразу («Ты молодец! У тебя прямо какая-то интуиция!»). На мой вопросительный взор она призналась, что на дорогах, ведущих к нашему дому «жуткая авария», что троллейбусные провода «все лежат», а сами троллейбусы выстроились в длинную и безнадёжную колонну. Первым моим чувством была радость (оправдана собственная не желающая подниматься с места задница); вторым — изумление (колонну троллейбусов мне уже приходилось созерцать несколько дней назад; не часто ли в этом районе случаются аварии?); третьим моим чувством стал ужас. Я подумала о тебе. Даже утешительная мысль о юрких «бегунках» не смогла успокоить меня окончательно: я с устрашающей отчётливостью вспомнила, как долго мы с бабушкой его в тот раз ждали и что, в свою очередь, ждало в нём нас. Все эти соображения повергли меня в жестокую тоску. Дождусь ли я тебя сегодня, моя бедняжечка?..