Сергей Новиков - Шушель

Холодный воздух, кроме прочего, очень хорош и для здорового сна. Однако неизвестно, насколько пробуждение после пусть и сдобренного свежим воздухом отдыха оказалось бы здоровым. По крайней мере, уж все события последних дней и лошадиная порция спиртного накануне никак не могли этому способствовать. Шушель ложился заболевающим, и наверняка проснулся бы больным, подобно одному известному герою, но всё случилось иначе.

Проснувшись, Шушель почувствовал острое желание пообщаться хоть с кем-то, кто не был замешан в этой истории, но чтоб этот «кто-то» был бы Шушелю близок. Шушель решил позвонить одной особе, с которой он довольно долгое время был близок, и которая бросала Шушеля шесть раз, и все шесть раз для Шушеля это была полноценная любовная драма со всеми полагающимися атрибутами, как то: долгие объяснения, заканчивающиеся истериками, горячечные, похожие на бред, уговоры остаться или вернуться; наконец, потребность с надрывом рассказывать о любви и разрыве друзьям в ходе распития алкоголя, ради этих надрывных рассказов Шушелем и затеянного. Все шесть раз Шушель любимую возвращал. Возвращал до тех самых пор, пока в седьмой раз не расстался с ней по собственной воле. Как выяснилось позже, расстался не навсегда. Через полгода Шушель, сам не зная зачем, позвонил ей в полночь после какого-то угарного, летевшего обрывками, вечера, и, находясь в состоянии болезненного опьянения, непонятным образом уговорил приехать прямо сейчас. С тех пор он время от времени встречался с бывшей возлюбленной исключительно в постельных целях. И ни разу он не задал себе вопроса, почему она каждый раз соглашается; ведь эти самые цели Шушеля были ясны и ей тоже — утром он прощался с ней весьма холодно, если вообще удосуживался прощаться. Только в последнюю их встречу, вечером, то есть еще до постели, Шушель, как бы дурачась, задал этот вопрос, ответ на который на самом деле был ему совершенно неважен, так как сложившиеся отношения его абсолютно устраивали, и спросил он больше для поддержания хоть какой-то видимости приличий. Вопрос Шушеля звучал так: «А зачем ты, собственно, приезжаешь, стоит только мне позвонить?»; и она очень спокойно ответила: «Я тебя люблю». Шушель тогда смутился, и, неловко, с претензией на многозначительность, хмыкнул в том смысле, мол, раньше надо было любить. Конечно, то-то внутри заскребло, но скоро всё поехало, что называется, по накатанной, и к утру это тревожное чувство Шушеля отпустило.

Он взял телефон и подумал, что именно сегодня он с удовольствием бы просто поговорил с ней. Удивился, почему раньше такая очевидная мысль не приходила ему в голову. Однако на другом конце провода Шушеля встретил мужской голос. Голос достаточно вежливо поинтересовался, не Шушель ли это звонит и, получив утвердительный ответ, так же вежливо сообщил, что она вышла замуж, после чего попросил больше не звонить. Шушель, несколько оглушённый известием, вдруг понял, что постелью при унижающих обстоятельствах мстил за шесть её уходов, и теперь, когда он простил и захотел другой близости, говорить ему оказалось не с кем.

Тут вроде и должны были бы материализоваться опасения Шушеля насчёт психиатрической лечебницы. Погода, во всяком случае, выступала именно за это: с утра было пасмурно, а тут в комнате стало светло, и свет этот был очень холодный; поэтому, когда Шушель повернул к окну голову, то увидел много-много белого, и мучительно долго соображал что к чему, пока до него дошло, что это идет снег. Во время учёбы на филфаке Шушель слышал, что дождь или снег в художественных произведениях каким-то странным образом связаны со следующим сразу за ними резким поворотом сюжета, и его всегда занимала мысль: кто из авторов знал о такой закономерности и вставлял осадки сознательно, чтобы развернуть сюжет, а кто из них писал об осадках без оглядки на предварительный план произведения, исключительно по велению сердца.

Шушель иногда воображал, будто бы за ним наблюдает некий невидимый автор, и что жизнь его — набросок к какому-то художественному произведению. Правда, лет с семнадцати — тогда Шушель был втянут в совершенно феерическую историю с романтическим знакомством, расставанием и неожиданным обретением идеала в момент, когда у Шушеля уже была другая, а вся история, в которой принимала участие прорва народу, который ссорился и плёл интриги вокруг Шушеля и его невесты, закончилась, как и полагается в художественном произведении, свадьбой (впрочем, свадьба эта ни к чему хорошему не привела, но сейчас, как вы понимаете, не об этом) — так вот, с тех пор Шушель не давал этому своему автору ни единого динамичного и законченного сюжета; были отдельные, весьма приятные и значимые, как казалось Шушелю, в художественном плане, эпизоды, но в целом жизнь Шушеля не представляла никакой художественной ценности. Нет, конечно, это вполне можно было написать как серию коротких юмористических рассказов, но прожить жизнь героем юморесок юному и романтично настроенному Шушелю не хотелось, а до размеров трагической фигуры его поступки явно не дотягивали. Несмотря на сложные отношения с алкоголем, которые в сочетании с несчастными влюблённостями часто приводили к унынию, Шушелю ни разу даже не приходила в голову мысль о суициде. Чаще всего в моменты, когда автору для точки в крепкой любовной драме от героя требовалось бы самоубийство или хотя бы соответствующий порыв, Шушель малодушно представлял, будто автор его не видит, и, сидя в своей конуре, потихоньку зализывал раны, да ждал завязки нового сюжета.