Сергей Комяков - Запрещенная Таня

— Это ваше мнение или совет мне?

— Натан Яковлевич зябло потер руки. Посмотрел на нее. Опять посмотрел на стол:

— Вы меня всегда поражали своим жизнелюбием. Вы потрясающий человек Таня. Мне жаль, что никогда бы не выбрали меня, будь я даже на двадцать или тридцать лет моложе. Мне остаться только смотреть и завидовать вашей жизни. Быть счастливой в не счастье, это великое умение и великая любовь к жизни. Но скажу вам так, если бы Фанечка завела любовника через день после моей смерти я не стал бы ее осуждать. Если бы она сделала это сейчас или в сороковом году или в двадцать третьем, когда мы с ней поженились. Нам всем осталось не так много, чтобы тратить время на пустые эмоции и чтение передовиц центральных газет. Нас всегда не много остается времени, но понимаешь это только когда ты далеко за перевалом. Когда тебе давно за тридцать или сорок.

— А если бы Фанечка дала за ложку тушенки в подъезде, — спросила Татьяна.

— Сейчас я не стал, бы осуждать ее ни за что, — Натан Яковлевич опять посмотрел на стол заваленный бумагами, — если вы хотите индульгенцию, то не мне ее давать. Я не спас ни свою жену, ни свою семью. И очень стар, чтобы завести новую семью. Жизнь моя так уныло и закончиться, а похоронят меня соседи и Радиокомитет. Какие в такой ситуации советы? Но скажу вам просто — не ищите себе оправданий, они могут не пригодиться в жизни.

Она вернулась в свою комнату. Никто не встретился ни на лестнице, ни у двери. И, наверное, это было хорошо. Татьяна открыла дверь и села у стола. Круг замкнулся. Миша обвешал не опаздывать, оговорившись, что будет вовремя, если не задержат на работе. Тяжелый у будущего любовника характер.

Она осмотрела комнату. Нашла чайник, с остатком воды. Под столом стояло ведро, которое Коля изготовил как судно. Татьяна открыла крышку. Ведро было наполовину заполнено замерзшей мочой, калом и рвотой. Закрыв крышку она вспомнила, что в доме давно нет канализации и воды. И жить здесь тяжело, это не подвал Дома Радио.

Миша опоздал на полтора часа. Но зато припер огромный черный чемодан.

— Приданное, — усмехнувшись кивнул он на чемодан.

Он поставил чемодан на пол, открыл его. Потом бросил Татьяне пачку простыней, наволочки и полотенца.

— Здесь нет воды, — тихо сказала она, рассматривая мишино «приданное».

— Я знаю, — ответил Миша, — мыться нам придется по месту работы. А сортир у вас сделали во дворе. Там скворечник фанерный стоит. Хоть на это ума хватило.

— Наверное, сил, — ответила она, — у нас в доме практически никого не осталось. Три домкома умерли за зиму.

— Странно даже, — свистнул Миша, — а дом — то не плохой. Комнаты большие потолки высокие. Странно, что у вас такой контингент.

Простыни которые принес Миша были чистые того самого бело-серого цвета, заполнившего ее жизнь несколько лет назад. Но здесь они пришлись к месту. Они не меняли картину — они ее дополняли.

Она застелила кровать и пожила сверху одеяло. Окно было плотно закрыто. Татьяна повернулась к Мише:

— Ты закрыл дверь?

— конечно, — он кивнул на входную дверь, — как вошел, так и закрыл. Чтобы не возвращаться к ней. И не терять времени.

— Хорошо. Отвернись.

— Ты так хочешь? — улыбнулся он.

— Да.

— Хорошо. Мне не надо закрыть глаза руками? Я ведь могу и подсматривать.

— Нет. И не пошли.

Татьяна быстро разделась и скользнула под одеяло.

Миша был проще. Он подошел к кровати. Разделся и лег к Татьяне. Она отодвинулась, чтобы не качаться с ним бедрами.

— Дождался, — усмехнулась Татьяна.

— Дождался.

— Мне не стыдно перед Колей, — неожиданно громко сказала Татьяна, — я не изменила ему тогда, хотя могла.

— Ты о чем? — не понял Миша.

— Конечно не о том, что мне важно сохранить отношения с мертвецом.

— А тогда о чем? — посмотрел Миша в ее лицо.

— О том, что не надо думать обо мне как о шлюхе.

— Я так не думаю, — тихо ответил Миша.

— Почему не думаешь? — усмехнулась она.

— Просто не думаю.

— А я бы думала, — ехидно сказала Татьяна, — еще как бы думала. Вот шальная баба, два мужа было. Она как могила для мужиков. Проклятая какая-то. Один в подвалах НКВД пропал, другой умер от голода. Вот и ты третий. А сейчас не сороковой год и свободных баб как грязи. Нет же, завис на этой.

— У нас у вех есть прошлое, — просто ответил Миша.

— И у тебя? — поинтересовалась она.

— И у меня, — ответил он.

— А, значит, ты и в подвалах НКВД сидел, двух мужей и трех детей потерял? Так?