Валерий Поволяев - Три дочери

– Вера, ты ли это, подружка моя дорогая?

К ней неслась одноклассница, жившая в соседнем подъезде. Впрочем, подъездов в их доме было всего два и оба «соседние», квартиры были длинные, словно железнодорожные тоннели, на восемь – десять комнат, раньше здесь, как мы уже знаем, жили богатые купцы и дворяне, имевшие кое-что в кошельке, сейчас живет его величество простой народ, в основном рабочие люди, одноклассница была из пролетарской семьи.

– Нинель! – Вера остановилась, качнула обрадованно головой. – А ты не меняешься, все такая же!

– И славя богу! – Нинель, широко раскинув руки, кинулась обниматься.

– Познакомься, мой муж, – Вера взяла Вилниса под локоть, – Николай Пранасович.

Вилнис, приподняв край мохнатой шапки, учтиво поклонился. Ярко блеснули его глаза.

– С приездом, – поздравила Вилниса Нинель, – вам здесь понравится.

Вечером Вилнис увидел Елену и у него внутри неожиданно возникло тоскливо-сладкое щемление – очень уж красива была старшая сестра его жены, он даже ущипнул себя пальцами за руку, оттянул кожу, постарался сделать это побольнее, чтобы прийти в себя и отвести глаза в сторону.

Не получилось.

Елена хоть и была человеком наблюдательным, этого не заметила. И Вера не заметила, она кинулась к сестре, крепко обхватила ее руками.

– Ленка, Ленка, – у Веры словно бы что-то закоротило, в горле застряло имя сестры, и она теперь повторяла его раз за разом: – Ленка, Ленка…

А Елена, в свою очередь, раз за разом повторяла имя Веры. Вилнис наблюдал за сестрами со стороны, улыбался, сверкая чистыми зубами, и откровенно любовался Еленой. Создает же природа красавиц на погибель мужикам – вот и он, удачливый охотник Николас Вилнис, угодил ногою в прочную петлю.

За ужином Елена наконец обратила внимание на Вилниса, разглядела его и пришла к выводу: Вера не промахнулась, мужика себе отхватила неплохого.

Даже тот факт, что он не из русских, – в ее пользу. Это хорошо для семейной жизни. То ли он литовец, то ли норвежец – не понять. Но во всех случаях этот Вилнис знаком с западной культурой, а раз так, то, значит, не похож на наших русских мужиков, способных закусить стакан водки парой сухих тараканов и быть сытым, спать в лукошке вместе с курами и путать Николая Островского с Николаем II. Судя по внешности, Вилнис не из таких, он из другой породы.

Если это так – Верке повезло. И в том, что Вилнис не одессит, тоже повезло. Елена улыбнулась Вилнису приветливо, а у того от этой улыбки не только сердце защемило сладко, даже во рту сделалось сладко. Он втянул сквозь зубы воздух в себя и выдохнул шумно:

– У-уф!

– Расскажите что-нибудь про себя, – попросила Елена, – про Шпицберген… Шпицберген – это же очень интересно.

Был Вилнис человеком, как мы уже знаем, не самым разговорчивым, а тут отчего-то вообще немым сделался, ну словно бы речь потерял. Он задумчиво приподнял одно плечо, по-ребячьи потерся о него одной щекой и так и застыл: ни мыслей, ни слов у него не было, все исчезло. Что с ним происходило, кто околдовал его, Вилнис не знал, не понимал просто…

А Елена смотрела на него в упор и улыбалась, она поняла, в чем дело, – слишком смеющимися, лукавыми были у нее глаза. Краска наползла на шею Вилниса, он побурел, а светлые волосы его, те стали еще светлее.

С трудом справившись с собою, Вилнис пробормотал сдавленным голосом:

– Любой рассказ про Шпицберген будет серым, остров надо видеть – только так.

– Хм, видеть, – Елена с насмешкой покачала головой из стороны в сторону, – простому человеку до Шпицбергена не добраться.

– Только так, – тупо повторил Вилнис, он, похоже, совсем не осознавал, что говорил, более того, не понимал, что происходит. Впрочем, одно он ощущал четко: он может потерять голову.

А ведь он даже не думал, что такое с ним может случиться.

– Только так, – повторив его слова, Елена вздохнула завистливо. – А я нигде, кроме Москвы и Волоколамска, не бывала. – Затем произнесла тихо, словно бы не хотела, чтобы Вилнис услышал ее: – Север – это экспедиции Рауля Амундсена, поиски пропавшего дирижабля Умберто Мобиле… Вы слышали о них? – спросила она.

Вилнис поспешно закивал головой, потом, немного придя в себя, проговорил с акцентом – он путался не только в словах, но и в запятых:

– Амундсен на Шпицбергене очень популярная личность. Он ведь – норвежец.

– А вы случайно не норвежец? – неожиданно поинтересовалась Елена.

– Я? У нас в роду есть немного норвежской крови, но я не норвежец.