Валерий Поволяев - Три дочери

Проводил ласкающим взглядом девушек, жалея и самого себя и Савченко – не затем они сюда пришли, с этими провинциалочками только время терять, они любят все делать по-серьезному, из них получаются хорошие жены, но плохие подруги. Спросил у Савченко:

– Юр, ну почему нам так не везет?

– Не знаю.

– Все-таки наколола нас старая дворянка из гостиничной прихожей – девушки отсюда также после революции исчезли. Но куда они переместились? Старая карга наделила сведениями своей молодости, а ее молодость приходилась на пору отмены крепостного права.

– Слушай, забыл… Повтори чертенячье число! Все цифры смотрят, как рога у стада. А?

– Триста шестьдесят четыре.

– Правильно! Столько же, сколько и дней в году. Если бы нас отпустили на неделю из Москвы, мы бы махнули на юг, в Сочи. Ты бывал в Сочах?

– Не приходилось.

– А на ЮБеКа?

– Где-где?

– На Южном берегу Крыма?

– Тоже не приходилось.

– Может, попросимся и рванем, а?

– Не отпустят.

– Ведь все равно время будет пустым, делать же нечего. Какая для них разница – тут мы будем ожидать или там?

– Все равно не отпустят! – Савченко устало вздохнул и махнул рукой: пора кончать.

Мосолков засек этот жест, тихо засмеялся:

– В конце концов, Юр, мы ничего не теряем – закатимся с тобой в ресторан, закажем отварную осетрину с хреном, тарелку красной икры и две бутылки холодного шампанского. Люблю рестораны, грешен. Музыка, душистый папиросный дым, девушки… пардон, и женщины тоже – в вечерних платьях, кадки с фикусами. Очень это удобно – фикусы и пальмы в кадках, о листья можно тушить окурки. Не в пример нашей гостинице, где фикусы не имеют на своих листьях ни одной боевой дырки, – Мосолков хотел сказать что-то еще, но споткнулся, поглядел в торец гостиницы, где пять минут назад скрылись бердичевские провинциалочки, маленькие, будто выщипанные брови его полезли удивленно вверх. Он прошептал: – Ты только, Юр, посмотри…

– Что?

– А вон, видишь двух провинциальных красавиц из города Мухобойска? Только что спрашивали, как пройти к метро…

Девушки прошли мимо наших героев, даже не повернувшись в их сторону. Шаг у провинциалок был быстрым, деловым. Девушек вели под руку два бравых морских лейтенанта – оба юные, с пушком на щеках, дипломы об окончании училища – в кармане… Нарядные золоченые морские кортики били их на ходу по худым ляжкам.

– Вот так-так, – прошептал Мосолков изумленно. – А я думал – провинциалочки из деревни Бяковки, Ленинград от Москвы не отличают.

Савченко неожиданно усмехнулся, похлопал себя ладонью по лбу: наивные они с Мосолковым люди.

– Ты чего?

– Дураки мы с тобой, Юрий Ионович.

– Тоже мне, открыл истину… Я также так считаю.

– Ты думаешь, та дамочка так просто спрашивала у тебя время?

– Над этим я не думал.

– Но часы-то вот они, вот! – Савченко потыкал пальцем в сторону электрического таза с крупным, издали видным циферблатом. Большая стрелка в тазу глухо щелкнула и передвинулась на одно деление вперед. – Чего проще увидеть время на этих часах?

– А вот над этим я думал.

– И к чему пришел? – спросил Савченко и не стал дожидаться ответа: – Да это же они были, они!

– Уверен?

– Как и в том, что курица рождена для того, чтобы у нас каждый день была свежая яичница.

Мосолков втянул в грудь побольше воздуха, словно у него там разгорелся костер, который надо было погасить, лицо у него сделалось широким, как у бурята, черты сгладились, все стало плоским, даже большой мягкий нос и тот, кажется, стал плоским – майор Мосолков и предположить не мог, что способен дать такого маху, с шумом выдохнул и выдал нечто совсем непонятное:

– Ну, Барабашкин, ну, Барабашкин!

– Что за Барабашкин? – Савченко усмехнулся неожиданно грустно: – Это мы с тобою Барабашкины.

– У меня в батальоне связист один был – козел отпущения по фамилии Барабашкин. Чуть что – виноват Барабашкин. Соня был великий. Спать умел даже, когда батальон шел в атаку, а он сзади тянул катушку с проводом. Проваливался в воронку и засыпал. Сколько раз его находили: храпит безмятежно и никаких тебе атак. Мы на КаПе мечемся, танцуем от того, что нет связи – Барабашкина, выходит, убило, а Барабашкин закатился в углубление, прикрылся полою шинели и благополучно уснул. В общем, чуть что, кричали все: «Ну, Барабашкин, ну, Барабашкин!» А Барабашкину хоть бы. Вот и я теперь голос подаю: «Ну, Барабашкин, ну, Барабашкин!»

– Небось, твой Барабашкин даже ни разу ранен не был?