Валерий Поволяев - Три дочери

Мосолков замедлил шаг, оценивающе глянул на напарника, спросил одними глазами: «Ну что, по-прежнему легкие сипят дыряво? Не хватает дыхания?»

«По-прежнему не хватает», – также одними глазами ответил Савченко, ощущая, что сердце одуряющее громко колотится в висках, в затылке, в груди, в ключицах, – оно везде, во всем теле и совладать с ним нельзя.

– Тогда давай пойдем еще тише, – предложил Мосолков. – Куда нам спешить? На тот свет? На тот свет мы всегда успеем.

– Ты на войне убивал людей? Сам, своими руками? – спросил Савченко.

– Убивал, – скороговоркой ответил Мосолков, – я же в пехоте был, на переднем крае. Там всегда чужие глаза видишь.

– Я тоже убивал, – признался Савченко, – и каждый раз потом каялся, хотя знал – убил врага. Странное все-таки существо – человек…

– Когда видишь глаза человека, которого надо убить – убивать в несколько раз труднее.

– Нет, действительно странное все-таки существо – человек, – повторил Савченко, – век живи – век удивляйся!

Он подумал о том, что человек привыкает ко всему на свете, к подлости и благородству, к боли и наслаждению, он все принимает одинаково, как одинаково привыкает к превращениям: с зайцами человек – заяц, с волками – волк, с рыбой – рыба, с тушканчиками – тушканчик, – и все один и тот же человек! Ведь что происходит с Савченко? Ему стыдно идти к гостинице «Москва», к «фельдиперсовым чулкам», а он идет, внутри у него все стиснуто, сжато настолько, что даже дыхания не хватает, а он дышит и пытается сопротивляться внутреннему стеснению. Словно бы знает, что это только начало пути, за которым, возможно, последует остановка, а затем движение продолжится. Майору Савченко предстояло принять то, с чем он даже знаком не был, и он не возражал против этого, вот ведь как, – шел следом за Мосолковым, хотя минуту назад хотел остановиться.

Савченко втянул в себя воздух, задержал его на миг в груди, потом резко выдохнул – ему хотелось выровнять работу легких и запастись терпением.

Вечер был затяжной, легкий, солнце, повисшее над крышами домов, совсем не думало заходить, свет его был не по-августовски розовым, воздух обрел приятную глубину, контуры предметов потеряли дневную жесткость, растеклись, сделались мягкими.

Остановились наши герои метрах в десяти от входа в гостиницу «Москва». Постояльцами «Москвы» были все больше военные – озабоченные полковники в начищенных сапогах, все как один, будто бюрократы-чиновники, с папками, ниже полковника в гостиницу никто не входил, как никто и не выходил и Савченко с Мосолковым еще раз убедились, что в «Москве» обитает все-таки высокий люд. На Савченко и Мосолкова этот люд совсем не обращал внимания. Иногда какой-нибудь задумчивый полковник вообще не отвечал на приветствие.

– Не влипнуть бы, – с некой опаской произнес Савченко.

– Не влипнем, – убежденно проговорил Мосолков, – конец рабочего дня, эта публика возвращается на постой. Мы им что? Мы для них никто. Товарищи полковники среди мебели своей переоденутся в спортивные костюмчики и станут простыми смертными: без погон полковник – не полковник. Вот если вырулит комендантский патруль – тогда ой. Но и опять можно будет отбиться: скажем, что нам тут назначил свидание командующий армией.

– А если проверят?

– Кто осмелится? Кашееды из городской комендатуры? Да никогда! Давай лучше за другим следить, – Мосолков потер сапогом о сапог, убирая слабенькие пылевые следы, привычно одернул китель. – Вон чулочек стоит, в крепдешиновом платье… Не она ли?

На углу стояла крепкоплечая, с прочными ногами, уверенная в себе девушка, очень похожая на тех, с кого лепят известные скульптуры «Спортсменка с веслом» и «Бегунья рвет финишную ленту». Такие скульптуры руководители разных мастей и рангов с удовольствием устанавливали до войны у входов в парки культуры и отдыха, а также около стадионов.

В руках спортсменка держала букетик ландышей и эта трогательная деталь красноречиво свидетельствовала – не она. Савченко отрицательно покачал головой.

– Теперь повернись в другую сторону, на сто восемьдесят градусов, – тихо проговорил Мосолков, – вон та, с чемоданчиком… Не она?

Очень симпатичная, с косами, украшенными белыми репсовыми бантами девушка изящно прислонилась спиной к мраморной облицовке здания; одну ногу она подобрала под себя и уперлась ею в стенку, глаза ее были ищущими, нежное тонкое лицо с незагорелой кожей – тоже ищущим. Рядом с девушкой стоял фанерный, довольно неказисто сработанный сельским умельцем и им же покрашенный в травянистый цвет чемоданчик с железной скобой, прибитой к деревянному верху. Ищущий взгляд девушки смутил Савченко.