Игорь Григорьян - Иллюзия

— Но если река захочет стать морем, она ведь должна рискнуть своей жизнью, а если выразиться точнее — то и пожертвовать ей?

— В смерти меняется только тело, — акула улыбнулась, но сумела сохранить серьезность, — и когда твое путешествие в человеческом теле подходит к концу — ты обрастаешь новой, пусть уже и не человеческой, но какой-то другой плотью. Как река становится океаном, так и ты превращаешься в субстанцию иного порядка. Как правило, — она ухмыльнулась, — если этого не произошло раньше, то в этот самый момент и приходит понимание, что даже будучи человеком, где-то глубоко внутри тебя всегда плескался этот безбрежный и бесконечный океан, который совершенно добровольно сам ограничивал себя контурами человеческого тела, — Агафья Тихоновна подмигнула мне, — и более того, позволял тебе считать это тело чем-то безусловно и бесспорно важным.

— Позволял мне? Но если он, этот океан — это и есть я?

— Счастлив тот, кто сумел увидеть безграничность, использовать ее, будучи заключенным в тюрьму. Даже не счастлив, — акула на мгновение задумалась, — не счастлив, но свободен, — она замолчала еще на мгновение, — впрочем это практически одно и тоже.

— Счастливый и свободный?

— Да. Счастливый, или собранный воедино, ведь само слово как бы подсказывает нам — «со-частье» — то есть сложенный из частей в нечто одно, но цельное и нерушимое, всегда будет свободным.

— А свободный всегда счастливым?

— Свободный, а другими словами, не разделенный никакими границами, уж наверняка будет цельным, а следовательно, и счастливым, — Агафья Тихоновна шумно выдохнула воздух, — ведь границы есть только у частей, не так ли? У целого границ нет.

Я молча кивнул, соглашаясь со столь очевидной вещью, а моя спутница продолжала:

— Тогда и приходит понимание, что твое тело было лишь транспортом, который ты использовал чтобы добраться до следующей остановки. И нечего его жалеть. Смерть тела — не конец жизни, а ее часть, ее изменение. В конце концов, каждый соберет себя из этих частей, как витраж в окне, и тогда все станет просто и понятно, а твое пространство наполнится ярким и цветным, осмысленным и понятным Светом, пропущенным через этот витраж. И конечно же, одним стеклышком в витраже может быть и смерть, почему нет? В человеческом понимании этого слова, — Агафья Тихоновна подмигнула мне лакированным глазом, — ведь смерть — лишь простое изменение сущности, дверь для одной капельки в бесконечном и неиссякаемом океане Любви. Тысячи, миллионы рек впадают в мировой океан. В океан того, что человечество, находясь на перекрестке, ошибочно считает ненастоящим, принимая за настоящее лишь видимую глазу материю.

— Подождите, я что, умер? — внезапная догадка ошпарила, как кипятком, мое сознание.

— Умер? Да вы только начинаете жить, — акула рассмеялась, — только начинаете, — повторила она, — только начинаете. И смерти-то нет. Ее придумали люди.

— Зачем людям придумывать то, из-за чего потом надо страдать?

— Наверное, потому что они любят страдать, — Агафья Тихоновна пожала плечами, — вот я, например, еще не встречала человека, ум которого не был бы захламлен религиозными сказками о пользе страданий. Чаще всего, если не сказать всегда, люди сами выбирают боль.

— Выбирают?

— Конечно.

— Но все же? — мне казалось, что акула что-то скрывает и я был настойчив, хотел прояснить ситуацию, — как человек я уже умер?

— Нет, нет, — Агафья Тихоновна покачала головой, — вы живы. Между прыжком, называемым смертью и самим полетом лежит сомнение. Вы именно там.

— Что такое сомнение?

— Для думающего человека — сомнение — это сама Жизнь.

— Следовательно, полет — это…

— Не забегайте вперед. Вы поймете когда взлетите.

— Любовь побеждает смерть? — тогда я решил зайти с другой стороны.

— Любовь ничего не побеждает, — акула говорила все непонятнее и непонятнее, — Любовь все порождает. И смерть в том числе. Это составная часть развития материального мира. Смена поколений и организмов ведут к изменению видов, а значит для того чтобы жить дальше, просто необходимо умереть!

— Но в человеческой, столь короткой жизни, мы не в состоянии заметить сам процесс эволюции. Зато мы чувствуем любовь и ощущаем движение времени, — я неторопливо выкладывал все накопившиеся у меня аргументы, — и это движение лишь в одну сторону. Билет в один конец. Что реально именно для человека? То что он чувствует, не так ли? Значит, для меня, как для представителя человеческого рода, реально существует Любовь, и реально существует Время. И все это реальное существование длится до тех пор пока я не умру.