Владимир Ситников - Свадебный круг

— Что же это ты делаешь, Викентий Павлович? Учительница у тебя с парнем постоит — ты уж на дыбы. То да се. Сам будто молодой не был. Пусть гуляют. Может, девка в Ложкарях остаться захочет, а ты все испортишь. С перспективой надо жить. И невесты нам нужны позарез.

— Но ребята видят, — опасливо оглядываясь, произносил осторожный Викентий Павлович.

— Ты мне что — колхоз в монастырь превратить хочешь? — резал Маркелов.

Как-то втерлась в кабинет Григория Федоровича зареванная Маруся Пахомова, его личная секретарша, и, навалившись перезрелой грудью на стол, запричитала. Выходило, что ее нахально обижает шофер легковушки Григория Федоровича, Капитон Каплин, а вот она, честная труженица, от него терпит.

— Обрюхатил он тебя или как? — вскинув взгляд, спросил напрямую Маркелов. Маруся мелко закивала головой и зарыдала. Маркелов хмурился, соображая. Он знал: Капитон частенько ночевал у Маруси.

— Эх, парень, парень, — протяжно вздохнул Григорий Федорович, с неодобрением глядя на секретаршу. — Ну, ладно, иди.

— У тебя с Маруськой-то всерьез или как? — спросил он несколько позже Капитона, сурово нахмурившись. — Ничего она вроде?

— Вроде ничего. А вот в Лому есть Файка, ух, горяча, да только мужик у нее из тюрьмы вернулся. Телефонистка она, звонит мне: приезжай, не трусь, не трусь. А чо не трусь: мужик еще топором шваркнет, — ухмылялся белозубо Капитон.

— Ну а еще кто есть? — терпеливо выспрашивал Маркелов.

— Дак не знаешь разве, Григорий Федорыч, продавщица из Кунгура, да у нее ребенок.

— И у Маруськи будет, — уверенно сказал Маркелов, — раз бегаешь.

— Дак и побегать, пока молод, — легкомысленно начал Капитон.

— А я думаю, хватит. Маруська, значит, ничего, ласковая? Вот обрюхатил ты ее.

— Что вы, Григорий Федорович, — изумился Капитон. — Я аккуратный.

— Знаю я эту аккуратность, — обрезал Маркелов.

После этого мужского разговора Григорий Федорович гмыкнул и приказал Капитону надеть новый костюм, белую рубашку с галстуком. Самолично сел за руль и привез Капитона к Марусе. Поставив с грохотом две бутылки шампанского посреди стола, Маркелов назидательно проговорил:

— Что, ребята, людей смешить? Жениться надо. Все сделаем бастенько, честь по чести.

Капитон хотел взбрыкнуть, но Маруся нашлась.

— Дак ведь ты обещал, Капочка, жениться-то. И вот уж второй месяц, — и опять завсхлипывала. — Куда я такая-то?

— Ну вот, видишь, даже обещал, — подняв палец, проговорил Маркелов. — Мне ведь, Капа, не больно удобно. Личный мой шофер, правая рука, а вроде как поступаешь аморально. Разложение получается.

То ли слова эти Капу убедили, то ли пожалел он Марусю, то ли и сам был не против — в общем, женился. И, кажется, не раскаивался, хотя и не хвалил житье с Маруськой. А Маруська, как выяснилось, взяла Маркелова на пушку. Не была она беременной, но вот, притворившись, что понесла, отхватила себе в мужья Капитона.

Нового главного инженера Маркелов сумел взнуздать так, что за всю осень Сереброву ни разу не удавалось вырваться в Бугрянск. Правда, Серебров не очень и рвался. Ему казалось, что Надежде известно, почему он оказался в Ложкарях, что она презирает его. Как он пал, до чего докатился!

Уборка в тот год выдалась мученическая. Два месяца подряд нудное серое небо было беспросветно обложено тучами. Сыпали, лили, моросили дожди. Неделями комбайны не могли выйти в поле. Сереброву казалось, что больше уж никогда не будет сухой погоды, и неуютно, тоскливо становилось на душе.

— Будто леший в поле-то валялся, — говорили комбайнеры, показывая на леглые, перепутанные ливнями овсы.

— И не один, а с лешачихой. Один бы он так все не уполстил, — подхватывал Маркелов. — Эх, кабы гадалки верно погоду определяли, так я бы в штат главных специалистов цыганку взял, а то вон технику рвем. Нет у тебя, Гарольд Станиславович, знакомой гадалки?

Словно на болоте, вязли в поле комбайны, и главному инженеру приходилось раздобывать вторые шасси и навесные гусеницы — гонять на летучке то туда, то сюда: сплошные поломки. Лучший колхозный механизатор, круглолицый, застенчивый Ваня Помазкин, смастерил для комбайна лыжи, и вроде бы у него дело шло. На эти лыжи приезжали смотреть из области, писали о них в газете, но ведь не наготовишь лыж для всех машин, да и не много таких мастеров, как Ваня.

С грехом пополам к концу октября убрали рожь, ячмень и пшеницу. Овес остался на начало ноября. Побелевший, перестоявший — смахивали его по застылку. Всех, кого было можно, Маркелов посадил на комбайны.