Сергей Яковлев - Советник на зиму

Имя художника и название творения, с которого Низговоров (тогда еще Несговоров) малевал по памяти свою фантазию, были упомянуты как сами собой разумеющиеся.

— Вы первая, кто назвал мне это произведение и художника, — смущенно промолвил Низговоров, довольный уже тем, что его не считают автором сюжета.

Нина Мордуховна потупилась с надменным достоинством: она знала себе цену и в подобных похвалах не нуждалась.

— …Впрочем, нет. Не первая. Извините… Об этой фреске рассказывала Маранта.

— Морэнта? — с нажимом повторила Биргер, странно исказив имя.

— Маранта. Если помните, именно она свела нас однажды после своего спектакля. Так что мы обязаны ей, можно сказать, первым знакомством…

— Ах, это очень милая талантливая актриса. Вы знаете ее трагическую судьбу? Она бежала с женихом из кубинского застенка, от этого фашиста Кастро, спасалась на плоту. Жених утонул, а ее подобрал американский сторожевой корабль…

Низговоров слушал. Версия Биргер показалась ему заслуживающей внимания. И даже более, чем простодушный рассказ Волка. У того была масса несуразностей: турецкий костел в Фергане, уроки-молитвы на ночь… А ведь Гвадалахара и правда где-то совсем близко от Кубы. Нина Мордуховна — знающий человек. Да, Маранта именно латиноамериканка, притом испанского происхождения, — должно быть, из знатного и когда-то богатого рода. Волку просто могли не рассказывать всего, биографии иммигрантов часто бывают засекречены…

— Теперь она живет в Сан-Франциско, вышла замуж за миллиардера. Жаль, что ее гастроли скоро закончатся. Ей здесь трудно, бедная девочка не знает ни слова по-русски…

— Что?! Нина Мордуховна, вы же сами разговаривали с ней тогда в фойе на чистейшем русском языке!

— Не знаю. Извините, я не помню этого случая.

— Вот как! — произнес Низговоров задумчиво…

— Но в городе есть хороший переводчик с испанского! — подсказала Биргер. — Если вас интересует пантомима, мы можем пригласить в администрацию его и Морэнту, пока она еще не уехала, вы с ней побеседуете. Не стесняйтесь, это моя работа — устраивать такие встречи. Только…

— Да?

— Боюсь, это не понравится Потапу Степановичу. Он никогда не был в театре, не встречался с Морэнтой, но кто-то настроил его против этой актрисы. Не исключено, что нынешние разговоры о закрытии театра…

— Вы это серьезно? Есть такие планы?

— …как-то связаны с ней. Марат Сафарбеевич и без того достаточно себя скомпрометировал всякими левацкими выходками, а спектакль с участием Морэнты был просто возмутителен. Я откровенно говорила об этом и ему, и Потапу Степановичу. Театр должен сохраниться, тут я с вами соглашусь, но репертуар и общую идеологию следует кардинально пересмотреть. Видимо, придется сменить руководство. Косметические исправления, сделанные Маратом Сафарбеевичем в последнем спектакле после нашей критики, меня совершенно не устраивают.

Визит Биргер был подобен пронесшейся пыльной буре, оставившей после себя кучи всякой дряни. Низговоров все никак не мог ухватить концы и начала, соединить одно с другим. Вспомнились, конечно, загадочные слова Потапа Степановича о «жидовке», которая получает наказы «от папы римского». Тогда пугливому Низговорову почему-то подумалось, что он имеет в виду Маранту. А может, речь шла как раз о Нине Мордуховне? Откуда знать, как губернатор к ней относится? То, что она возглавляет этот странный Департамент культуры, кино и исторического наследия, еще ничего не доказывает. Не понять, откуда исходит угроза Маранте: Нина Мордуховна намекает на неких интриганов, но при этом не скрывает своего крайне отрицательного отношения к спектаклю с ее участием, распространяет весьма сомнительную версию ее жизни (это которая же по счету?) и зачем-то нагло лжет в глаза, уверяя, что Маранта не понимает по-русски… Еще вспомнилась Низговорову ироническая характеристика «русский человек», данная когда-то директору театра Щупатым, его хохмы с переименованиями. Тут висел кончик, там висел, а вот как их связать в одно целое — неизвестно.

Но в перестроенных под новые заботы мозгах засело: Биргер умная, жесткая, влиятельная и, значит, крайне опасная противница. Имеющая вполне определенную цель и полагающая, видимо, что она оправдывает любые средства. Может быть, даже опаснее Асмолевского, которому открыто покровительствует.

В другой раз наведался Кудакин с неизменным окурком на отвислой губе, сердечно полюбопытствовал, как идет работа. А Низговоров как раз мучился без дела. С того памятного дня, когда он привез к губернатору делегацию из больницы, тот про него будто забыл. На работу Потап Степанович приезжал ненадолго (Низговоров видел его кортеж у крыльца из окна своего кабинета) и сразу скрывался за двойной дверью. Не вызывал, не давал поручений. Да и вся администрация словно вымерла: Маргарита Разумовна долечивалась дома, Асмолевский не высовывал носа из своей конуры. Люди (в основном из числа служащих в этом здании) толклись только возле кабинета управделами, иной раз тут скапливалась целая очередь желающих улучшить свои бытовые условия, но сам Аршак Манвелович на месте бывал редко — говорили, что он «на объекте».