Сергей Яковлев - Советник на зиму

Низговоров в докладе упомянул о школах вкратце, про Дашу вообще не сказал ни слова. Агрессивный выпад губернатора, основанный, видимо, на чьих-то наветах, был неприятной неожиданностью.

— И еще, — сказал Потап Степанович. — Вы должны понять, что ситуация с городским советом была тупиковой. Кудряшов и его компания учинили форменный саботаж. У города есть деньги, и немаленькие, но советники не давали ни на что их потратить! Мы перестали платить учителям, дворникам… Да что там, мне самому, чтобы прибавить себе зарплату, приходилось идти на поклон к Кудряшову! Я не мог выклянчить у них деньги на подарки! На подарок для… Гм. Ну, это вам знать не обязательно. Они просто вынудили нас действовать. Я собрал своих генералов…

— Генералов?

— Генералов. Они сидели прямо передо мной, здесь, на этих креслах, как вы сейчас. Я им продиктовал план кампании. Три генерала: командующий бронетанковыми войсками, командующий артиллерией и генерал от инфантерии…

— Вы не ошибаетесь? — осмелился возразить Низговоров. — Насколько мне известно, в наше время не существует генералов от инфантерии…

— Вот как? Может быть, вы мне напомните, с кем я встречался? Может быть, вы сидели рядом и все слышали?

— Зачем вы со мной так, Потап Степанович?

— Ну, почему же, я готов допустить, что вы все это слышали. Очень даже на вас похоже. Прошу! Рассказывайте!

Лицо губернатора раскраснелось от гнева, щеки покрылись пятнами. Он отвернулся и сердито нажал кнопку, вызывая Асмолевского. Низговоров понял, что аудиенция окончена.

Весь день Низговоров мучился в новом своем кабинете над заявлением об уходе. Надо ли излагать причину? В чем-то косвенно упрекать Потапа Степановича? Или отказаться от места кратко, с достоинством? Губернатор сам поймет, чего стоил Низговорову, в его-то отчаянном положении, такой шаг! Лишиться сразу всего, вернуться на чердак без гроша в кармане к своим узлам, к Даше… К Даше! Да не лучше ли так будет для всех? «Отвернуться и бежать»!

Много бумаги перепортил. Забыл и про обед — а ведь возможность по-человечески пообедать появилась у него впервые за много дней…

Вечером в кабинет к нему тихо вошел Асмолевский. Низговоров пригласил его сесть, и лицо Асмолевского посветлело.

Он не собирался поминать прошлое. Он предложил Низговорову заглянуть в будущее. Волей судьбы они оказались в одной лодке и оба, конечно, заинтересованы в том, чтобы лодка не перевернулась. А для этого желательно координировать и при возможности объединять усилия. Нужно сверить часы…

Говорил обтекаемо, большей частью газетными штампами, на которые трудно что-либо возразить. Про губернатора выразился так:

— Характер у него непростой, тяжеловатый, но это человек высокого полета.

Добавил, что на первых порах между Низговоровым и Потапом Степановичем неизбежны трения, которые он, Асмолевский, готов в меру сил гасить.

— Мы с ним уже знаем друг друга. Успели привыкнуть. У него, как у каждого человека, имеются причуды и слабости, и этим, к сожалению, пользуются…

Ход был слишком уж примитивный. Низговоров про себя улыбнулся наивной уловке. Конечно, Асмолевский ждал, что он растает и спросит: «Кто пользуется?»

— Кто пользуется? — спросил на всякий случай Низговоров.

— Я не могу сказать, кто, — ответил Асмолевский с обычной омерзительной усмешечкой. — Но если я перечислю, чего от Потапа Степановича добиваются, у вас волосы дыбом встанут. Добиваются, например, закрытия театра. Добиваются ликвидации городской больницы…

— Больница-то кому помешала? — изумился Низговоров.

Асмолевский хихикнул.

— Извините, — сказал он. — Я анекдот вспомнил: «Почтальонов-то за что?» Знаете, это когда сообщают, что скоро будут вешать евреев и почтальонов… А театр?

— Вы правы. Но в больнице ежедневно спасают десятки людей! Я лично знаю одного врача, это просто кудесник!

— Волк? Его весь город знает. Но он слишком независимо держится, успел крепко насолить кое-кому из начальства. Потап Степанович вообще грозится его выслать…

Будь осторожен, сказал сам себе Низговоров. Помни, кто перед тобой сидит. Информация была из ряда вон. Неужели Асмолевский настолько глуп, чтобы сочинять такое? Этого просто не может быть! Есть предел, за который не следует заходить даже в безумных фантазиях, потому что за ним полностью утрачивается жизнеподобие. Ведь и безумию, чтобы привлекать к себе внимание, надо как-то соразмерять себя с действительностью, шокировать на определенном фоне. Мир, населенный одними всемогущими монстрами, уже никого не пугает и не интересует, даже детей. Появление на сцене «бога из машины» — свидетельство творческой несостоятельности автора пьесы.