Сергей Яковлев - Советник на зиму

Только тогда Павлыч вышел из-за губернаторской спины, дружелюбно подмигнул опешившей Нине Мордуховне и сказал:

— Теперь скрепки будут.

Присутствовавший при этом Асмолевский глупо хихикнул.

Маргариты Разумовны, на ее счастье, тут не было. Она покинула свой кабинет лишь тогда, когда увидела в окно приближающегося к подъезду Низговорова под конвоем громилы с дубиной. Надо было жить дальше и, между прочим, постараться помочь неблагодарному Потапу Степановичу выиграть суд, который неразумный старец придумал на свою голову и от исхода которого, как хорошо понимала Маргарита Разумовна, теперь зависела судьба не столько Низговорова, сколько самого губернатора, всего существующего порядка вещей (пускай несовершенного, но привычного и временами уютного), а значит и ее собственная судьба.

— Коляша, ждем от вас зажигательного выступления! — с наигранной бодростью сказала она попавшемуся навстречу Негробову, который казался ей поприличнее других министров. — Надо выручать Вадима.

— Вы об этой бабьей сваре? — флегматично спросил Негробов.

— Бабьей сваре? — вскипела Маргарита Разумовна. — Посмотрим, что вы запоете, когда вас какой-нибудь завхоз посадит под замок!

Негробов сказал, что не видит связи между собой и Низговоровым и упираться рогом в землю из-за него не станет. Известно, чего нельзя трогать, чтобы не понесло русским духом…

— Коляша, да вы-то разве не русский? — вымолвила на это Маргарита Разумовна, но таким упавшим голосом, что шутка утратила всякий смысл.

Столь же неудачно закончился предварительный разговор с Гадиной: «посажоная» (да не кем-нибудь, а самой Маргаритой Разумовной, приходившейся ей, между прочим, двоюродной племянницей!) машинистка наотрез отказалась свидетельствовать в пользу Низговорова, прохрипев в лицо своей благодетельнице, что по таким, как он, давно плачет веревка. Либо старая ябедница не могла справиться с безотчетной ненавистью к бывшему шефу, либо почувствовала близкое падение Касаткиной и решила более не связывать с ней свою будущность.

К другим Маргарита Разумовна не стала и обращаться.

Многие высыпали в коридор посмотреть на Низговорова. Лицо советника, томившегося несколько дней в закрытом помещении почти без пищи, было худым и серым. Руки он (вероятно, по собственной воле) держал сзади, смотрел прямо перед собой, никого не замечая. Один раз, правда, его взгляд ожил, а губы тронула растерянная улыбка: он увидел Викланда, беседовавшего с Ниной Мордуховной у дверей ее кабинета. Викланд, стоя к Низговорову боком, явно скосил на него глаза, даже успел не то кивнуть, не то дернуть от неожиданности головой. Низговоров уже сделал порывистый шаг навстречу, но Викланд показал ему спину, поспешил проститься с Ниной Мордуховной и быстро зашагал на длинных ногах прочь, элегантно сутулясь.

Перед входом в зал приемов и собраний, где все было готово для суда, Маргарита Разумовна, пропустив Низговорова, грудью преградила путь его конвоиру, вонявшему сапогами и заношенной робой, и сказала с гневом:

— Уж здесь-то!..

Тот мутно посмотрел на нее сверху вниз, повертел в грязных руках резиновую палку и остался за дверью.

Когда все заняли места, в зале появился Потап Степанович в сопровождении никому (кроме, пожалуй, Низговорова) не известного молодого человека со шрамом на подбородке, перебитым носом и мертвым глазом.

Подозрительный провожатый смутил многих и сразу нарушил торжественность момента. Губернатора, в данный момент олицетворявшего суд, даже не поприветствовали вставанием.

Потап Степанович одиноко сел за стол президиума. Сбоку от него за маленьким столиком пристроился Асмолевский в новом, еще не усевшемся по фигуре зеленом костюме — вести протокол. Дима уверенно расположился в первом ряду прямо против судьи, на пустовавшем стуле между Касаткиной и Некрасовым.

Маргарита Разумовна еще не подозревала о новом статусе Павлыча и была потрясена, увидев этого наглого плута в одном ряду с министрами. Когда же рядом с ней появился неизвестный молодой человек явно бандитской наружности, ее вообще затрясло как в лихорадке. Павлыч, со своей стороны, поглядывал на нового мрачноватого соседа (а мертвый глаз Димы косил именно в его сторону) с любовью. Слева от Павлыча сидели Негробов, Щупатый, Биргер, а подальше наособицу, вполоборота к залу (стулья свободно двигались), с ироничной ухмылкой на лице — кудрявая Постила. Справа от Маргариты Разумовны — смурной Бабулян, затем воняющий дрянным табаком Кудакин, уполномоченный губернатором защищать Низговорова, и, наконец, сам подсудимый, занявший крайний к двери стул. Позади них разместились более мелкие служащие, от референтов до гардеробщиков: были там и Кокурина, и Гадина, и шофер Миша. Отдельно вдоль стен стояли стулья для свидетелей, не служивших в администрации. Выделялась пышной фигурой и яркой шляпкой с бантом Мальвина Павловна Некрасова. Зловеще посверкивала толстыми линзами Сарра Ицковна Шмыг, в судебных бумагах фигурирующая под своим настоящим именем. Стыдливая Алиса забилась в самый дальний угол. Наталья не явилась. Не было, конечно, и ее нового покровителя — Асмолевский не осмелился потревожить повесткой именитую персону. Зато прессу секретарь не позвал умышленно, обидевшись на телевизионщиков за картинку с губернаторского юбилея, где он предстал в не самом выгодном свете.