Сергей Яковлев - Советник на зиму

В тот вечер Козлов ровно в шесть заспешил домой, а Низговоров, задумавшись, остался наедине с Маргаритой Разумовной в кресле у стола и продолжал по привычке следить за живой сменой акварельных тонов на ее лице, отражавших сложную игру ума. Он уже научился узнавать по этому лицу о зарождении многоходовых интриг, о реальных и мнимых опасностях, о перспективах того или иного дела, о том, как следует реагировать на ее слова (часто вопреки их значению) или, того пуще, на ее говорящее молчание…

— Вы тоже предпочитаете пленниц свободным женщинам? — грубовато пошутила она, желая вывести его из оцепенения.

Низговоров смешался.

— Ваше лицо… — сказал он. — Вы не боитесь его? Оно ведь выдает вас с головой.

— Да я только рада этому, мне нечего скрывать!

— Не скажите. Но вы сами, наверное, не догадываетесь, какие тайны свободно разгуливают по вашему лицу. Вы как барометр: поглядев утром на вас, я уже знаю, какая весь день будет погода.

— Вадим, вы нахал! Хотите сказать, что раздеваете меня против моей воли? Смотрите «голые новости»?

— Помните нашу первую случайную встречу в театральном фойе? Как вы меня тогда отличили в толпе, как тепло приветили… Знаете, у меня есть чувство, что ваша тогдашняя улыбка предопределила весь мой путь, вплоть до сегодняшнего вечера.

— Господи, да мне просто жалко вас стало! Видный молодой человек, интеллигентный, а держится застенчиво, в каком-то рваном пальтишке… Не занимайтесь мистикой. Мы с вами сейчас слишком возбуждены.

— Возбуждены? Вы, хладнокровная похитительница чужих сердец, возбуждены?!

— Перестаньте издеваться. Послушайте лучше, как мое сердце стучит. Да чего вы испугались!

Низговоров действительно немного оробел. Можно ли так далеко заходить с языческой богиней, в которой ищешь участия и от которой в немалой степени зависит твое благополучие? Древние полагали, что можно. Он придвинулся со своим креслом вплотную, неуверенно положил руку на небольшую надежно упакованную грудь Маргариты Разумовны.

— Ну?..

— В самом деле. Это радостное волнение.

— С чего бы?

— Вам удалось сблизить меня и Марата Сафарбеевича. Между нами не возникло вполне вероятных в данной ситуации вражды и соперничества. Вы предотвратили маленькую войну и, по-моему, законно празднуете успех…

Ладонь его медленно сползла с груди и с неизбежностью легла на юбку между колен Маргариты Разумовны.

— У вас сегодня меланхолическое настроение, — промолвила она зазвеневшим голосом.

— Я ведь тоже тогда отличил вас. Вы мне сразу понравились, даже снились…

Юбка была длинная, из плотной шерсти, и все, чего он достиг осторожными и довольно вялыми движениями своей неловко вывернутой через два кресельных подлокотника руки — это нащупал под ней еще более тугую преграду с жесткими рубчиками швов и пряжками застежек.

— Перестаньте, Вадим. Для вас я уже старуха, — сказала Маргарита Разумовна, забирая его руку своими двумя, но не отталкивая. — Признайтесь честно, вы любите кого-нибудь? По-настоящему?

Он уже понял, что ввязался в безнадежное предприятие, не чувствовал в себе ни малейшей тяги к продолжению и обрадовался отвлекающему вопросу.

— Кроме вас? Любил, Маргарита Разумовна. Но это было давно.

— Вот язва! Кто бы мог подумать! Не зря говорят, что в тихом омуте… Уберите-ка руку, войти могут.

— А я никого не боюсь. Кроме Потапа Степановича, он ревнивый. Но ведь он уже уехал.

— Ох, этот Потап Степанович… — Маргарита Разумовна вздохнула. — Лгунишка вы, Вадим. Я ведь знаю про ваши страсти-мордасти с цыганочкой из театра. Скажете, не тоскуете больше по ней? Все испарилось?

— Я переродился, Маргарита Разумовна. Прежняя жизнь похожа на сон: может, когда и вспомнится, растревожит — а что толку? Входа туда нет.

— Это верно. У нее, конечно, тоже характерец… Марат Сафарбеевич расторгнул с ней контракт, надеясь спасти театр, а она ему залепила пощечину. Только вы никому об этом не рассказывайте, он мне по большому секрету проговорился! И чего добилась? Теперь ее никто на работу не возьмет. С голодухи, наверное, пропадает… А такая талантливая!

От двери донесся тихий звук, как будто поскреблась кошка, и тотчас показалась голова Асмолевского. Низговоров отдернул руку.

— Вы чего-то хотели, Валя? — спросила Маргарита Разумовна, заливаясь детским румянцем.

— Э-э… Я завтра зайду.

— А я вам что говорила? — огорченно сказала Маргарита Разумовна, когда дверь закрылась.