Игорь Смирнов - Записки падающего

Леонид в одном из самых стареньких районов города жил, прилегающем к реке. То есть, выстроенном не то чтоб на самом берегу, а на покато спускающемся склоне одного цельного, весьма обширного холма. Дома здесь были всё панельные пятиэтажки, жёлтые такие, а скорее даже, этакие буроватые, подкопчёные металлургическим дымом — завод-то недалеко. Но зелени здесь посажено всё же прилично, деревьев, я имею в виду. Тополя в основном, конечно, и летом от пуха спасу нет, но всё равно не то, что у нас, в нашем более современном районе… Здоровые такие дубины, в смысле, тополя, вымахали за тридцать лет, выше крыш, ветвями лезут в окна. В общем, топаешь себе по тротуару, мимо дома какого-нибудь, а вдоль стоят деревья, деревья, а впереди — другие дома и другие деревья, и по отношении к тебе они расположены как бы уже внизу, потому что шагаешь-то под уклон. В общем… в общем, к чему я это всё говорю. Я малость заблудился. Не могу вспомнить, который здесь Леонидов дом, все они какие-то похожие. Вот что значит, восемь месяцев прошло. Совсем памяти не стало!.. И потом, тогда ведь был январь, зима. А сейчас осень, лето почти, картина совсем другая.

Но всё-таки дом его я нашёл. Помотался, помотался по этим дорожкам с полчаса и сориентировался. Как бы привык к здешнему ландшафту, освоился в нём. В подъезд вошёл — вроде похоже. Такая же дверь была входная, так же треснула по диагонали филёнка из девепе. Дальше по лестнице шлёпаю, вижу: надпись над одним из лестничных пролётов по закопчёной штукатурке — Prodigy. Ну точно! Не могут же они во всех подъездах эту гадость рисовать (хотя — почему, за ними не заржавеет…) И вот уже притопал к Леонидовой двери. Никаких сомнений. Такая замызганная, покорёженная дверь может быть только у малоизвестного неперспективного писателя. А именно — Леонида К. И звонок у него никогда не работал. Никогда. Глухой номер. Кнопка зачем-то болтается, а звука нет. Пришлось стучать в дверь. Долго стучал. Сначала тихонько, а потом громче. И случилось то, чего я опасался. Вдруг открылась соседняя дверь, и оттуда высунулась женщина — лет примерно пятидесяти, что ли. Волосы жидковатые, с проседью, сурово зачёсаны назад.

— Вам кого нужно? — довольно строго спросила она. А у самой только голова торчит — на площадку не выходит.

— Леонида… К., — хмуро пояснил я. «Чего она, меня, что ли боится? — взбрело отчего-то. — Правильно, бойся, бойся… Голову тебе враз можно прищемить…»

— А! Так его нет. Он здесь больше не квартирует, — отвечала она быстро, жестковато.

— То есть? — удивился я. Растерялся даже.

— А всё, — женщина, вдруг вышла полностью, вся, из-за двери, сухощавая юркая крепышка, мне, наверно, по плечо; на ней был халат какой-то серенький, такой же, как вся она; совсем по-домашнему руки сложила на животе. — Выгнала его хозяйка. Потому что он денег не платил. И водил постоянно разных пьяниц. Отказала от квартиры. — Она поджала свои поблекшие губки, не то осуждающе, не то — с торжеством, а мне, от одного её пристального взгляда (колючего такого, — «Учительница! Бывшая учительница», — ещё промелькнуло в голове), вдруг сделалось худо…

Она потянулась ко мне, приблизились её вытаращенные глазёнки, шевелящиеся без звука губы… спросить что-то хотела? или помочь? но я головой помотал, не надо, мол, не надо, а сам развернулся и назад поковылял… Медленно переваливаясь со ступеньки на ступеньку — будто срываясь с них, падая вниз… И рукою для верности за перила придерживался, скользил. Перестраховочный и чисто иллюзорный жест. Таким касанием я всё равно бы себя не удержал. Хорошо, что дурнота эта мне самому больше казалась, чем была в действительности…

У подъезда постоял немного, воздухом дыша. «Вот тебе и пародия, — думал с усилием, тяжело, как загнанная лошадь, — вот тебе и сходство…» Погода ещё минуту назад была такая уютная, бархатная; тепло; солнце; кругом великаны-тополя, ещё не растерявшие листву — и всё это будто отодвинулось куда-то далеко-далеко прочь… «Ладно, — сказал я себе нарочно грубо. — Хватит выстраивать аллюзии!.. Выгнали и выгнали, это ещё ни о чём не говорит… Здесь ловить нечего».

Всё вокруг как-то поскучнело, поблекло — солнце, небо, улицы… Автобус пришлось ждать… Потом он пришёл, автобус; я уже как будто очухался немножко. В дороге строил планы, вернее, что-то пытался опять, — как же теперь выйти из положения. Ничего путного не шло на ум. Загипнотизировать кассиршу… Подать пятёрку, а сдачу взять как с пятидесятитысячной… Как Вольф Мессинг… И много придётся таких пятёрок подавать…