Надежда Днепровская - Визави французского агента

На следующий день, когда, не обнаружив Бернара, его начали искать, выяснилось, что майор сам подписал все необходимые бумаги, словно игнорируя, что Бернар под арестом. Майора понизили в звании, а Марселя лишили всех льгот. Зато Бернар попал в Москву, к счастью или к несчастью…

В 1986 году Марсель снова стал работать в Москве в команде Игоря Петровича и других преданных делу людей. Это была полоса относительно спокойной жизни, а я в это время в Улан-Баторе учила монгольских детей рисовать.

В 1989 году Марсель покинул СССР, для больших перемен все было подготовлено, и в его присутствии не было необходимости. Бернара судьба закинула в Сирию.

У нас было только две встречи, в январе и в феврале, а потом Марсель уехал и вернулся только в июне.

В конце февраля меня стала беспокоить сильная боль внизу живота, мне пришлось обратиться к врачу.

Довольно быстро молодая гинеколог поставила диагноз:

— Или опухоль, или внематочная.

— Как это? Этого не может быть!

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского! Вот направление, сделайте анализы, вот на УЗИ, только туда надо записываться. Запись по пятницам с восьми утра.

В пятницу я пришла к поликлинике к восьми утра и не смогла записаться, потому что все пришли гораздо раньше меня.

На следующую пятницу я была там уже в семь утра и была пятой, мне удалось записаться на среду, хоть и ужасно простыла. А в среду за полчаса до назначенного времени я выпила два литра воды и мучилась в ожидании своей очереди: назначено было на 16.30, воду я выпила за полчаса до этого времени, а теперь сидела уже лишних два часа, умирая от режущей боли внизу живота. Когда наконец попала в кабинет и легла на кушетку, я вдруг потеряла сознание.

Потом было странное состояние отстраненности, время от времени сквозь страшный шум и черноту мелькали какие-то лица, звякали инструменты, раздавались громкие крики… иногда мне казалось, что кричала я сама.

Когда я открыла глаза, было прекрасное ощущение покоя и тишины, а потом появились странные чувства. Тело было легким, но странное онемение в ногах заставило меня даже откинуть одеяло, чтобы убедиться, на месте ли мои ноги? Они были на месте, почему-то оранжевого цвета. Потом они стали очень тяжелыми и горячими, кожа как будто натянулась… но, к счастью, это скоро прошло. Выздоровление было трудным, особенно тяжело было терпеть всякие процедуры, но все кончается, и хорошее, и плохое, через неделю сын отвез меня на машине домой.

Меня спасли от смерти, но возвращение к жизни было медленным, еще месяц восстанавливалась без особого успеха. Чувствовала себя ужасно слабой, единственное, что меня радовало, что я легко отделалась, если принять во внимание взаимоотношения Марселя и женщин. Как и обещали, он будет терять женщин, и вот, пожалуйста, я чуть не погибла и уже почти не женщина… Но я жива! И слава Богу. Может, на этом и закончатся наши несчастья?

Марсель вернулся к летнему кубку по конному поло, повез меня посмотреть на аргентинских пони-поло, а сам тем временем встречался с нужными людьми. Так что толком и поговорить не удалось, но мы были счастливы просто видеть друг друга.

Марсель все время спрашивал меня:

— Что случилось? Ты не заболела? Мне снились плохие сны про тебя.

— Да нет. Во всяком случае все позади, и я рада тебя видеть.

Никогда не могла понять, как в такую жару можно носить костюм, галстук. Марсель как будто родился в костюме, при этом не вытирал постоянно шею, пот не катился градом по его лицу, такое впечатление, что он вообще не потеет. Это его привычная рабочая одежда, как спецовка для рабочего. В тех редких случаях, когда на нем были джинсы, он чувствовал себя просто голым.

В бильярдном зале кондиционеры работали на полную мощность, но все равно было душновато. Обходя стол, высматривая удобные шары, Марсель начал говорить, словно ни к кому не обращаясь:

— Ты спрашиваешь меня, зачем ты мне? Это глупый вопрос. Таким же глупым будет и ответ — я тебя люблю. Больше жизни. Моя жизнь — кому она нужна? Понимаешь, когда я вдруг решил увидеть тебя, тогда я не знал зачем, ты ведь и так была всегда со мной… — он пожал плечами. — На что я мог надеяться? Мы прожили свои отдельные жизни вдали друг от друга. У меня были женщины, сейчас я женатый человек, у меня две жены, одна в Байонне, другая в Йемене, но ты, ты — особенная, ты часть меня! Почти ребенком понимала меня, не осуждала — просто доверяла. Я приехал за этим потерянным чувством. Я всегда добивался, чего хотел, мечтал о встрече, и элементарно боялся: здесь климат очень вреден для меня, и я не о погоде.